Шлюпка - стр. 10
– Успокойтесь. Вы что, мужчин не знаете?
Это мгновенно привело Грету в чувство, и она во всеуслышание заявила:
– Только людей пугают. Зачем говорить такие вещи?
В другой раз она обратилась непосредственно к мистеру Харди:
– Советую задуматься, как вы выглядите в глазах общества.
– В глазах общества! – ухмыльнулся Харди. – Общество знать не знает о моем существовании.
– Со временем узнает, – решилась она. – И будет судить ваши дела.
– Оставьте это для историков! – прокричал ей Хоффман, а Харди рассмеялся навстречу поднявшемуся ветру:
– Мы покамест не канули в историю – и слава богу! На свалку истории нам еще рановато!
По-моему, Грета первой приняла сторону миссис Грант. Я услышала ее сентенцию:
– Если они не думают о людях, вспомнили бы Господа. Господь вездесущ. Господь все видит.
На это миссис Грант ответила:
– Что с них взять – мужчины. Едва ли не каждый мнит себя богом.
А потом она у меня на глазах похлопала Грету по руке и прошептала:
– Мистера Харди я беру на себя.
Из всех пассажиров шлюпки только три женщины из Италии, да еще гувернантка Мария совсем не говорили по-английски. Итальянки, одетые как одна в длинные черные мантильи, тесной кучкой сбились впереди, то храня молчание, то разражаясь быстрыми, неразборчивыми тирадами, будто у них убегало невидимое молоко. Мария направлялась в Бостон, на службу в богатую семью, проживавшую в самом дорогом районе – Бикон-Хилл. Она то и дело закатывала истерики, но это не могло меня растрогать. Даже самые добросердечные из женщин понимали, что такая потеря самообладания может передаться остальным. Немного владея испанским, я пыталась ее успокоить, но каждый раз она вцеплялась мне в одежду, вскакивала со скамьи и принималась размахивать руками; другие женщины утомились усаживать ее на место и сочли за лучшее не обращать внимания.
Признаюсь, я подумала: как легко было бы подняться на ноги и под видом помощи столкнуть Марию в воду. Она сидела прямо у борта; мне было ясно, что без нее самой и ее экзальтированных выходок всем стало бы только лучше. Спешу добавить, что ничего подобного я не сделала, а упоминаю об этом с единственной целью: показать, как быстро в такой ситуации расширяются границы представлений, как хорошо я в глубине души понимала мистера Хоффмана, предложившего облегчить лодку, и как трудно забыть подобное предложение, единожды высказанное вслух. Вместо этого я поменялась местами с Марией, чтобы она, если не удержится на ногах, рухнула на голову мне или Мэри-Энн – только бы не в соленую морскую пучину.
Теперь я оказалась у самого борта, и гребцы, пытаясь противостоять течению, обдавали меня брызгами. Как следует подумав, я вытянула руку и коснулась воды. Она обожгла меня холодом и будто бы потянула за пальцы, соблазняя погрузиться глубже; впрочем, вода здесь была ни при чем – виной всему были рывки нашей шлюпки, а еще, не исключаю, мое не в меру разыгравшееся воображение.
День третий
За минувшие двое суток нашего дрейфа первоначальный шок отступил. Зрачки у Марии сузились до нормального размера; она даже скорчила смешную рожицу малышу Чарльзу, когда тот высунул нос из-под материнского плаща. Мы отплыли на значительное расстояние от места кораблекрушения, и останки лайнера нам больше не попадались, но возможно, мы болтались на одном месте, а обломки просто отнесло течением. В общем, «Императрица Александра» исчезла без следа. Если бы не наше бедственное положение, кто-то мог бы подумать, что ее и вовсе не было. Мысли о пароходе перекликались с моими размышлениями о Боге: оба были первопричиной всего, но либо оставались невидимы глазу, либо устранились, разбившись о свою же преграду.