Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - стр. 58

В 1723 году он попросил директора от строений городовых дел Ульяна Акимовича Синявина «наипаче первее исправить шлютенбургскую модель».

В обсуждении «модели» участвовал сам Петр I, который и «изволил указать несколько штук приделать». Однако воплотить указания императора в масштабе реальной жизни оказалось сложнее.

28 мая 1724 года Петр I, «в присутствие свое в Шлютельбурхе, пришел в «немалый гнев» от обнаружившейся ветхости «Шлютельбургской фортеции» и приказал коменданту «именным его императорского величества изустным указом прислать к своему величеству о шлютельбурхских гарнизонных ветхостях и прочих нуждах мемориал».

Однако и теперь работы в Шлиссельбургской крепости – не хватало рабочих рук! – шли медленно. Недостатки можно списать на нерасторопность и нерадивость ближайших помощников Петра I, но очевидно и то, что новая, придуманная Петром I профессия крепости оказалась не нужна русской истории, поскольку сам император повесил на шею стране другой замок, и город-ключ уже ничего не отпирал и ничего не закрывал.

Петр I помещал в Шлиссельбург то свою сестру, то детский ботик, то опоздавшие к намеченному торжеству мощи святого князя Александра Невского – другой пользы от города-ключа не было.

Прошло еще несколько лет, прежде чем этот «ключ» решили употребить исключительно в тюремных целях.

Но случилось это уже после кончины Петра I.

Было темно, когда император очнулся от беспамятства.

В зальце с низким потолком, где лежал он, горели свечи. Какие-то люди толпились у дверей. Боль стихла, но по всему телу расползалась невесомая, предсмертная пустота…

Вглядываясь в лица приближенных, Петр I нахмурился. Тут терся и светлейший Алексашка Меншиков, которому запрещено было являться ко двору. Но не оставалось уже времени для гнева.

С трудом разжав ссохшиеся губы, потребовал перо и бумагу.

«Отдайте все…» – начертал на листе.

И все… Кончилось время. Перо выпало из мертвых пальцев, и фиолетовые чернила пятнами смерти расползлись по белой рубахе.

Александр Данилович Меншиков перекрестился и, расправив плечи, вышел. Скорбела душа о херц каптейне, но гулко и нетерпеливо билось в груди сердце. Снова, как в прежние времена, отгоняя скорби, торопила его история. Все решали сейчас мгновения.

У дверей залы, где собрались господа сенаторы, Меншиков остановился. Судя по голосам, верх брала партия сторонников юного царевича Петра Алексеевича. Александр Данилович нахмурился и поманил пальцем генерала Бутурлина.

– Нешто конец? – подбегая, спросил тот.

– Пора начинать! – уронил Меншиков. – Государь император преставился.

И вошел в залу.

Смолкли при его появлении голоса. Уже который день ожидали этого мгновения сановники, но все равно, когда совершилось неотвратимое, известие потрясло их.

Что будет теперь с каждым из сидящих здесь? Кто займет опустевший трон? Куда поведет разоренную войной и реформами державу? Как теперь жить-то оповадиться?

Сумрачными стали лица сенаторов, словно упала на них тень царевича Алексея, замученного в Трубецком раскате Петропавловской крепости шесть лет назад…

Опустил голову тайный советник Петр Андреевич Толстой. Это он выманил Алексея и привез на расправу отцу.

Мрачен стал и генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин, поставивший тогда свою подпись под смертным приговором…