Шкура дьявола - стр. 83

Возможно милиционер так и собирался поступить, но «устав» говорил об обязательном предупредительном выстреле в воздух, иначе должностное преступление – замкнутый круг, привёл к очередному замешательству. Вытащив пистолет и направив его на самого ближнего, относительно, визжащего от боли «Усатого» – «Биг-Мака», через чур высоким голосом профальцетил:

– Милиция! Застрелю, подонки!.. – На что сразу появились пара пистолетов и у «лианозовских». Перевес не только в численности, но и в силах стал очевиден, а потому и тактически была проиграна вся ситуация.

Как раз в этот момент, причем одновременно, происходило следующее: мой отец сгреб обеих оставшихся женщин, поместив их между собой и машиной, закрыв корпусом своего тела, развернувшись лицом к наступавшим, таким образом совершенно спрятав со стороны приехавших Ию с мальчиком, потому что с другой стороны выход из машины прикрывала стенка какого-то строения, к которой водитель подогнал ее очень близко, что бы проще было грузиться на узком проезде во дворе дома и не мешать проезду другого транспорта. Иечка положила Ванечку на пол, и накрыла своим телом, губы ее быстро перебирали «Иисусову молитву», ей вторил другой, более взрослый внутренний голос её матери вне автомобиля. Глаза обоих были полузакрыты, напряженности в лицах не было – какая-то концентрация, но не напрягающая мимические мышцы. Если бы, была возможность присмотреться к выражению их лиц, то удалось бы прочитать ожидание предстоящего, но не страшного для них, вот-вот грядущего, а напротив, начала чего-то нового, к чему они готовились всю жизнь. Нового и вечного!..

Материнские чувства руками женщины прижимали самое родное и дорогое, что было в ее жизни, судьба этого маленького человека, в ком сложились мои и ее гены, в нашем понимании, как бесконечно скапливаемые предками шансы выживания и интеллектуального развития, отзывалась в наших сердцам самим дорогим и бесценным, об этом и были все молитвы…

Все это вкладывалось в одну секунду, и в тот момент, когда мне оставалось еще сделать два поворота и пройти не больше трехсот метров, Ия подняла голову на хлопок раскрывшейся двери, как раз в момент, когда бита коснулась затылка Ильича – он рухнул подкошенным, рука сжимающая пистолет, судорожно сжалась в кисти, и от поданной на последок, перед потерей сознания, головным мозгом командой, палец, лежавший на спусковом крючке сделал маленькую дугу, заставив железо поддаться и спустить взведенный курок. Дернувшийся ствол от последовавшего выстрела и перезаряжания затворной рамкой следующего патрона, выскользнул из уже ничего не контролирующей руки и со странно громким бряцанием, которое, как оказалось впоследствии, слышал чуть ли не каждый из присутствующих, грохнулся об асфальт. Почувствовавшая свободу пуля, к сожалению не имела возможности выбора, да его уже ни у кого не было, и продолжала свои губящий полет не только для прерывания чьей-то жизни, но к несчастью и для смысла существования, как минимум моего и еще одного человека. Смешанное чувство от увиденного, падающего всего в двадцати метрах отца, переживание за сына, но при этом упование на так любимого Ией Господа, оборвалось на полувздохе, от какой-то мгновенной теплоты коснувшейся ее виска и так же быстро разлившейся по ее молодому телу, которое, так боготворилось мною, и так старательно поддерживалось ей самой.