Школа Лысой Горы. Мой прекрасный директор. - стр. 89
На этом Василиса прервалась, вытащила из стопки книг сборник задач по математике для одиннадцатого класса и решила пару заданий повышенной сложности. Ответы сошлись с предложенными авторами учебника, и Василиса с чистой совестью дописала в первую колонку: «сохранность абстрактно-логического мышления и профессиональных умений и навыков». Припомнила десяток школьных теорем, подумала и добавила: «отсутствие количественных нарушений памяти».
Во вторую графу отправились: «качественные нарушения памяти – помню в подробностях события, которых не было в реальности», «зрительные и голосовые галлюцинации», «периодическая мания преследования» и «стадии неконтролируемого страха». Вспомнила бархатные очи и гипнотизирующий голос своего директора, и в графу добавилось: «повышенная внушаемость и склонность к подчинению». То, что последнее являлось именно признаком развивающейся болезни, Василиса не сомневалась – раньше за ней не замечалось стремления слепо верить на слово малознакомым людям или желания опрометью бросаться выполнять их указания.
Внимательно изучив написанное, Василиса решила, что с такими симптомами опасности для детей она представлять не будет, особенно, если не перестанет различать реальное и бредово-мистическое, так что срочно увольняться – оснований пока нет. И это радует, так как в городской квартире она точно буйно помешанной станет – если уж простой разговор с дядей Олегом вызвал в итоге такие реалистичные видения стреляющих в нее бандитов, то страшно подумать до чего она дойдет при настоящем преследовании и шпионаже.
Теперь следовало выработать стратегию решения задачи, то есть утвердить план своих дальнейших действий. Окончательный вариант этого плана Василиса напевала себе под нос, шагая в сторону школьной библиотеки, и усердно не обращая внимания на шепотки по сторонам, внезапно возникающих из стен и пола на ее пути коллег, странные меняющиеся картины и надписи на стенах. Напев воспроизводил слова давней песенки советских времен:
«Ничего не вижу. Ничего не слышу. Ничего не знаю. Ничего никому не скажу!»
И не беда, что большая светло-зеленая стена рекреации второго этажа, увешанная чем попало, от плакатов здорового образа жизни до фотографий выпускных классов прошлых лет, вдруг замерцала при ее приближении и сменилась видением монструозного размера железных дверей. На дверях-галлюцинациях висели совсем уж бредовые таблички:
«Питомник заказника ОМИИ ПАСК» (Самая крупная из табличек)
И ниже:
«Драконов в вольерах не дразнить!»
«Огнетушителями в пасти многоголовых змеев не пшикать!»
«В ночи полнолуния оборотням вход воспрещен!»
«Направления на работы в питомнике и заказнике получать у Яги Лешевны или Лесьяра Михайловича в установленные расписанием рабочие часы после сдачи инструктажа по технике безопасности».
И ламинированный листок, озаглавленный «Приказ директора №2563», строго предупреждавший о том, что в целях создания зверям спокойных комфортных условий существования, открытие телепортов в питомник и заказник запрещено.
– Ничего не вижу. Ничего не слышу, – пропела Василиса, упрямо шагая мимо стены в сторону библиотеки. – Никому ничего не скажу!
За неприметными стандартными дверьми школьной библиотеки скрывалось обширнее помещение. Высота потолков была такой, что красочная роспись на потолке была трудно различима и чтобы понять изображенный на ней сюжет, следовало бы воспользоваться биноклем. Узкие стрельчатые окна шли по обеим сторонам читального зала, рассчитанного на пару сотен человек, а с противоположной стороны этого зала ряды стеллажей с книгами уходили вглубь нескончаемого длинного коридора.