Школа Лысой Горы. Мой прекрасный директор. - стр. 12
«Управление колхоза Верный Путь»
Двери в управление были открыты для всех желающих войти: одна створка криво болталась на одной петле, а вторая валялась перед входом. Большинство стекол в здании были привычно разбиты, в некоторых окнах развевались на ветру оборванные серые грязные тряпки, бывшие некогда яркими занавесками. Сквозь двери и окна был виден заваленный хламом и мусором первый этаж: ломанные стулья и столы, битые черепки, обвалившиеся с потолка и стен штукатурка и перекрытия.
Соседнее здание сельсовета мало чем отличалось от здания управления колхоза, так же как и сельский клуб, стоящий на противоположной стороне площади. Складывалось впечатление, что Василиса из двадцать первого века вдруг неведомым образом перенеслась в лето далекого сорок четвертого года двадцатого века и стоит в селе, из которого только что ушли гитлеровские войска.
Обхватив себя за плечи и чувствуя, как ее пробирает холод на жарком летнем солнце, Василиса заметила за клубом памятник неизвестному солдату и побрела к нему. Ограда вокруг памятника была свежевыкрашенна, а трава аккуратно скошена! И венок из искусственных цветов был ярким, еще не успевшим выгореть на солнце. Ура! Признаки жизни обнаружены! Василиса радостно подпрыгнула на месте, но тут мрачным облачком проскользнула мысль, что благоустройство братского захоронения могло быть делом рук добровольцев-волонтеров из Юнармии, которые приехали, навели порядок – и покинули село вплоть до следующего лета.
С мыслью, что в селе могли остаться колодцы, и раздумывая, как достать воду из этих гипотетических колодцев без ведра и веревки, Василиса пошагала по улице села, тянувшейся вдоль все той же дороги. В машине есть буксировочный трос и пластмассовая кружка – напиться можно, если колодец найти...
И тут Василиса заметила дымок. Да-да, самый настоящий дымок, курившийся над одной избой. Не чувствуя под собою ног, девушка понеслась к одноэтажному бревенчатому дому, обнесенному забором из горбыля, дому с добротным крыльцом и скошенной во дворе травой. Когда Василиса протянула руку к калитке, из-за угла дома выскочил лохматый пес и зло залаял на нежданную посетительницу.
– Ты чего брехаешь, старый? Неужто средь бела дня волки пожаловали? – проскрипел старческих голос, и на крыльцо вышла древняя бабка в синем стеганном халате, ватной безрукавке, пуховом платке и меховых закрытых тапках, несмотря на зной августовского позднего утра. Из-под платка торчали пряди белейших седых волос, а лицо было маленьким и сморщенным, как печеное яблоко. При виде девушки бабка застыла на пороге, прищурилась, прикрылась от солнца ладонью и уставилась на гостью.
Василисе почудилось, что бабка вот-вот начнет говорить что-то вроде: «Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел! Дела пытаешь, аль от дела лытаешь, красна девица?»
Но колоритная бабулька ничего такого не молвила, она только ахнула, заковыляла к калитке и, строго прикрикнув на пса, сказала:
– Какими ветрами тебя занесло-то сюда, девушка? Проходи, молочком напою. Ты такого, небось, и не пробовала: домашнее молочко, от козочек моих. И снеди разной Игнат вчера привез, и пирожков я напечь с рассвета успела – сыта будешь. Долгонько ты доселева добиралась? Как зовут? Откудова будешь-то?