Широкий Дол - стр. 113
– Я могу! Я люблю тебя, – хрипло выкрикнул он. – О, Беатрис, если бы ты знала… Но это же грех!
Он вцепился в слово «грех», как в некий талисман, который способен удержать его, не дать ему чуть ниже склонить голову и слиться со мной в поцелуе. Я чувствовало, как в нем бушует страсть, как напряжено все его тело, но он по-прежнему держал себя в руках. Он любил меня, он страстно меня желал и все же боялся пойти дальше. А мне была невыносима эта, почти предельная, близость наших тел, эти полдюйма, что нас разделяли, и я, приподнявшись на цыпочки даже не поцеловала, а укусила его прямо в эти дразнящие, мучающие меня губы. Потом своим хлыстом, свисавшим с запястья на кожаной петле, я ткнула Гарри в бедро, точно кинжалом, и сказала:
– Я убью тебя, Гарри. – И, ей-богу, в эту минуту я действительно готова была это сделать.
Из губы у него текла кровь. Одной рукой по-прежнему обнимая меня за талию, он поднес вторую руку к губам, увидел на тыльной стороне ладони кровавое пятно и с громким стоном буквально обрушился на меня, сдирая с меня амазонку. Потом зарылся лицом в мои груди, страстно их целуя и безжалостно впиваясь в них зубами. Я стащила с него бриджи, а он задрал на мне юбки, и мы покатились по траве, все еще наполовину одетые, но слишком возбужденные, чтобы обращать на это внимание.
Гарри нетерпеливо и неумело тыкался в мои бедра, в спину, в ягодицы, пока не нашел, наконец, влажную щель между ногами, пока не настал тот восхитительный миг, столь же пугающий, как падение с вершины дерева, и столь же болезненный, как удар кинжала. Он легко вошел в меня и сразу отыскал то потайное заветное местечко, и на долю секунды мы оба замерли, потрясенные испытанным, поистине невероятным ощущением, а потом он принялся трепать мое тело, точно терьер крысу, и через несколько секунд я, уже не сдерживаясь, кричала в голос от наслаждения. Я обвила его руками и ногами, мы сплелись телами и извивались, точно две обезумевшие гадюки. Издав оглушительный вопль, Гарри достиг наивысшего восторга и упал без движения, а я, все еще не насытившаяся, жадная, неутолимая, изогнув спину на мягком торфе, все терлась и терлась о его тело, пока и у меня не вырвался громкий вздох неописуемого облегчения.
Некоторое время я тоже лежала совершенно неподвижно, потом медленно открыла глаза и увидела над собой голову Гарри, а за ней – сияющее голубое небо и жаворонков, с пением взлетающих ввысь. На мне, тяжело меня придавив, лежал сквайр Широкого Дола, а внутри у меня было его семя. И под нашими слившимися телами была наша земля; нашу траву невольно стиснули мои судорожно сжатые пальцы; от наших соков намокли маленькие луговые цветочки на земле Широкого Дола. Наконец-то я получила все – и эту землю, и ее хозяина! Судорожное рыдание вырвалось у меня из груди. Болезненная страсть, так долго снедавшая меня, улеглась, успокоилась, отпустила меня, а вместе с ней утихли моя тревога и ревность.
Гарри вздрогнул, услышав мои рыдания, и скатился с меня. Лицо у него было совершенно несчастное, виноватое.
– Боже мой, Беатрис, чем я могу тебя утешить? – беспомощно пролепетал он. Потом сел, опустив голову и спрятав лицо в ладонях; плечи его поникли. Я приподнялась, слегка застегнула платье, прикрыв грудь, села с ним рядом и нежно коснулась его плеча. Тело мое все еще дрожало после пережитого потрясения – неожиданно грубой любви Гарри, – а разум был слишком затуманен радостью, чтобы я могла понять, что происходит с моим братом.