Шея ломается со звуком Хрясь - стр. 13
Кашлянув, я глухим голосом закончил:
– Тогда меня повысили. В отделе меня поздравляли, ведь я долго гонялся по следу наркобарыг… а в итоге просто пристрелил бегунка, мальчишку, который так никогда не получит высшего образования, не женится, не воспитает сына и…
Мне чертовски захотелось курить или выпить. Или выпить и закурить. Горло запершило. Она поднесла мне стакан воды. Зубы застучали по стеклу бокала.
– Я готова с вами поработать. Если обещаете ничего не утаивать.
А вот с этим было посложнее… потому что многие тайны должны уйти в могилу вместе со мной.
Глава 13
– А не жирно ему гуляш жрать? – спросила официанточка, чьи лучшие годы были позади. Я скольжу взглядом от плохо выбритых ног по юбке, замызганному фартуку и утыкаюсь в её недовольное дряблое лицо. – Сама готовила, между прочим.
Я улыбаюсь одними губами и вылезаю из-под стола. Бруно нехотя смахивает этот её «сама-готовила-гуляш» с расстеленной на полу газетки. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Да?
Официантка ждёт комментарий. Я отпускаю шутку в духе: – Славненький у вас гуляш, – и она удаляется за стойку.
Это придорожное кафе можно заносить в список «никогда-нибудь». Чёрствый хлеб. Картофельное пюре с комочками, которое, точно вам говорю, подогрели в микроволновке. Зелень с пожухлыми листочками, ну и пересоленный жирнющий гуляш. Я наелся. Спасибо.
Бруно доедает без энтузиазма. Предлагаю ему пирожок с ливером. Он осторожно нюхает и отдёргивает морду.
– А я доем, – жую всухомятку. Вода осталась в машине.
Официанточка поглядывает на меня. Кокетливо. Ну, или мне кажется, что в сочетании этих пухлых губ, поглаживания выжженных дешёвой краской волос и глаз в стиле «Уля-ля» можно списать это на кокетство. Флирт по-деревенски.
Я встаю. Беру со стола зубочистку и оставляю 4 сотни… в последний момент забираю соточку, оставленную на чай.
Бруно вылезает следом. Облизывает нос. Поглядывает на меня.
Выйдя из кафешки, я смотрю на лобовое и радиатор. Почёсываю затылок и думаю, как это месиво из жуков стереть, но не размазать. В салоне нашлась влажная салфетка. Под шум от проезжающих фур протираю стекло – выходит так себе. Бруно, сидя на задних лапах, наблюдает.
– Пописай пока, – перехожу к другой стороне лобового. Он не понимает и продолжает пялиться.
Вот мы только отъехали… через полтора часа гавкать стал – пришлось в чистом поле останавливаться и ждать этого оболтуса. В открытое окно залетело два слепня, и я отбивался как мог. Победил, но какой ценой…
– Пипи-кака. Нет? – сминаю салфетку и закидываю в урну возле кафешки.
Ко мне подошла семейная пара и спросила, вкусно ли в этом чудесном заведении? Я ответил, что лучше не бывает, сел за руль и напоследок рекомендовал им взять гуляш.
Бруно шутку не оценил и широко зевнул на заднем сиденье.
Зубочистка совсем размокла, выкидываю в окно и трогаюсь.
Вечерело, скоро въедем в Горно-Алтайск, и надо бы где-то бросить кости.
Давненько я не крутил руль так долго… отвык от такого количества фур на дороге, обгонов, затёкшей поясницы и постоянного напряжения. И всё же что-то меня подталкивало, давало сил… мне казалось, что я не должен… нет, не то слово. Обязан оказаться в Аскате. Что конкретно я там увижу – непонятно.
Для Веры возвращение на родину было больной темой. Стоило как-то завести разговор о том, чтобы отдохнуть и заодно скататься до мест её рождения, как она менялась в лице и просила прекратить. Всё, что касалось её прошлого, было покрыто ореолом тайны. Не знаю… есть же в семьях темы, которые не принято обсуждать, вот и у нас Верино прошлое стало табу, и, чтобы не злить её, я принял это как данность. Табу значит табу.