Шея ломается со звуком Хрясь - стр. 10

Добравшись до больницы, я встал на парковочное место, выделенное для инвалидов, и вышел. Быстро смотаюсь… оставлю эту бестию и поеду в Аскат.

Взяв за поводок Бруно, я поднялся с ним по ступеням в приёмную, толкнул дверь и оказался в мире леченных-покалеченных.

– С собакой сюда нельзя, – это выдала дама, сидящая в очках в роговой оправе за старым школьным столом, со здоровенной бородавкой над губой и завивкой а-ля 70-е.

– Собака не моя, а пациента.

– Молодой человек, вы понимаете русский язык? Нельзя.

На меня уже стали пялиться пациенты, и кто-то даже рискнул погладить Бруно… но рука быстро отдёрнулась от вздыбившейся шерсти и рыка.

– Попрошу немедленно уйти.

Пришлось спускаться и обвязывать поводок вокруг фонарного столба.

Возвращаюсь. Дама одарила меня вежливым взглядом «Да пошёл ты» и вернулась к журналу.

Я по памяти прошёл к лестнице, поднялся на третий этаж и по длинному коридору, от которого поднимался запах хлорки до зуда в носу, остановился. Вынужденно. Точнее, меня попросили встать и не мешать. Женщина с крупным задом полоскала в ведре тряпку. Я подошёл к подоконнику с фикусом. Пробежал глазами по стоянке и нашёл Бруно, сидящего на задних лапах.

Через пять поцокиваний с моей стороны мне всё же «разрешили» пройти. Спасибо. За мной раздавался хлюп-хлюп – влажное соитие тряпки с полом.

Палата, где разместили пацана, была в самом конце, и, взявшись за ручку, я решил, что правильно будет постучать. Постучал. Вошёл.

В мою сторону обратилось помятое искалеченное лицо цвета порченной груши. На него даже смотреть больно… я перевёл взгляд на стул возле стены.

– Меня зовут Костя, это я нашёл тебя в том переулке, – сажусь. Краем глаза вижу выглядывающую из-под кровати наполненную мочой утку.

Слышу сопение. Поднимаю глаза на… заплывший лиловый глаз. Он что-то говорит… точнее, шепчет. Я прошу повторить и слышу: «Спасибо».

– Тут вот какое дело… я… – чешу затылок и пытаюсь отыскать правильные слова, – в общем, твой пёс… он внизу.

Парнишка начал чаще дышать.

– У тебя есть кому я могу его отдать, пока ты… ээ… выздоравливаешь?

Я снова прошу его повторить и слышу: «Нет».

– Что, и дальних родственников… подруги, может?

Опять «нет»…

Я смотрю в открытую форточку, сквозняком колышущую жалюзи.

Не зная, куда деть руки, и кладу их в карманы. Был же план… и вот сейчас… я проглатываю претензию. Да и что я скажу? Забери своего пса? Забрать куда – в палату?

– Ладно, – говорю и встаю. – Я что-нибудь придумаю. – затем подхожу к двери и виновато бросаю: – Выздоравливай.

Я вышел из палаты, и в голове зародился план, куда деть эту шерстяную обузу.

– И это вы называете собачьей гостиницей? – я обвожу «это» взглядом. – Сколько же у вас звёзд: четыре? Что, пять? – приходится перекрикивать нескончаемый гав-ГАФ-гав-ГАФ.

Девушка-студентка поднимает на меня уставшие глаза и, поправляя зализанную чёлку, отвечает:

– Да. Гостиница. Собачья.

Прям тремя предложениями. Вкрадчиво. Доступно.

Я смотрю на неё, она смотрит сквозь меня, а на фоне – нескончаемый ГАФ-гав-саундтрек. Да… не хватает ещё попугайчика в клетке, который, не замолкая, пояснял бы для непонятливых: «Дааа, барррррдак! Баррррррдак!»

В общем, я разворачиваюсь и оставляю эту «гостиницу» за спиной. Запах мочи и собачьих консервов медленно забывается… Сажусь на ступени.