Шестой моряк - стр. 16
– Думаю, что нет, – усмехается Плешивец. – Да ты не волнуйся, Без Прозвища, не сокрушайся так сильно. Не для того мы тебя увязали, чтобы твое нытье выслушивать. Ты нам лучше вот что расскажи: куда дел Змееглавца, а главное – зачем от него решил избавиться. Если не набрешешь или со слов твоих обнаружится, что Змееглавец наш любезный пребывает где-то в добром здравии, распутаем тебя без промедления, напоим до усрачки… девок не позовем, потому как не сильно-то ты их привечаешь… а содеявшееся между нами недоразумение предадим забвению.
– Ни к чему мне брехать! – рычу я. – Пускай тебе шакалы брешут! Змееглавец же, как мне доподлинно ведомо, лежит мертвым трупом на обочине дороги, что ведет от Алтарного поля к городским воротам. О чем я скорблю вместе с вами, не меньше вашего, а то и больше.
– Лежит… мертвым трупом… – повторяет за мной Плешивец, словно пережевывает эту новую для него мысль. – Не дышит, стало быть, и не разговаривает… И что же такое могло произойти с другом нашим Агнирсатьюкхергом, что он в одночасье из здорового, полного сил мужика вдруг обратился в мешок дерьма?
– Удар его хватил! Стукнуло в затылок… как ты меня. Только я привычный, мне не впервой, а он похлипше оказался.
– А позволь узнать: уж не ты ли его в затылок приголубил?
– Зачем мне так с ним поступать, Плешивец? Зачем? Какой в том резон?! Я точно так же в этом деле, как и он, и ты!..
– В каком таком деле, Без Прозвища?
Похоже на то, что Когбосхектар по простоте душевной ляпнул лишнего. Даже не лишнего, а того, что ни при каких обстоятельствах ляпнуть не мог. Поскольку все, кто хоть что-то знает об исчезновении Свирепца, до сего момента пребывали в твердой уверенности, что если уж кто здесь и остался ни при чем, так это ражий простяга Без Прозвища. Шутки у тебя, Элмизгирдуан, довольно глупые и рискованные.
– Ну как же… сам знаешь… был король, и нет… мы же вместе под дверями спальни в карауле стояли…
– Ну, стояли, и что дальше? Дело-то какое?
– Да вот это дело, что стояли, оно и есть… Вот что, Плешивец, – голос Когбосхектара внезапно обретает прежнюю твердость. – Ничего я тебе внятного не скажу, хоть ты меня тут на ремни изрежь. Если, конечно, я наперед не выпутаюсь и сам всех твоих прихвостков не испластаю. И вот что еще. Коли уж так близка твоему сердцу участь Агнирсатьюкхерга, спрашивать тебе надлежит не меня, смирно топтавшегося на обочине Алтарного поля, а Свиафсартона Страхостарца, что на это поле ходил вместе со Змееглавцем и, как видно, там же его и оставил. Если, конечно, довольно в тебе храбрости обращаться к Свиафсартону с вопросами… Или допытай обо всем принцессу Аталнурмайю Небесницу. Уж она-то точно знает. Да только не забывай, что она как была, так по сю пору принцессой и остается. И не ровен час, воротится во дворец добрый наш правитель Итигальтугеанер Свирепец, и ведь никто не изведает, насколько сильно ему понравится то, что его любимую дочурку о чем-то спрашивал паршивый мечник…
Плешивец выслушивает мою непривычно долгую речь, согласно кивая в такт словам.
– Складно трещишь, Без Прозвища, – говорит он наконец. – Так и хочется с тобой согласиться. Тем более что из твоих слов как раз и получается, что спрашивать мне больше некого, кроме тебя. Что я и буду делать со всем моим прилежанием всю ночь напролет, пока ты не пропоешь мне, как птичка-ворона, все, что помнишь, от самого рождения до последних твоих минут в этом погребке.