Шестиногая собачка. Дневники итальянских путешествий - стр. 3

А потом – внутренний квадратный двор музея. Огромный, с фонтаном и большими кипарисами в центре. Ритм колонн и полукруглых арок, чередующихся квадратных и овальных окон второго этажа. «Благослови же небеса, ты в первый раз одна с любимым!» («любимый» в данном случае – это квадратный римский двор, сколько я их еще увижу потом! – а этот – первый!). Вдоль стен то маски с открытыми скорбными ртами, то головы античных богов, то мраморные ванны-гробы. Вот один: по краям амуры, потом волны, а в центре – медальон, на котором человек с двоеперстием (почему?), а под ним – греческие маски. Супружеские надгробия. Муж обнимает только мраморный бюст жены. Целиком, значит, много чести? Кентавры, колесницы, авлеты. А как назвать мужчину со змеями вместо ног? Идешь, идешь вдоль стен. Старые камни, залитые светом, возможность спрятаться в тени арок, отсидеться на мраморе у колонн. Покой.

У сиенского мастера XV века Стефано ди Джованни Сассетта есть алтарь «Снежная мадонна» (он хранится в палаццо Питти во Флоренции). Совершенно прекрасный и многими деталями замечательный. Младенец поднял правую ножку, как бы брыкаясь. Трон покрыт тканью с узором павлиньих глаз. Загадочные улыбки святых: Иоанн Креститель, как положено, с бородой и всклокоченными кудрями, а за ним, рядом со святым Петром, неизвестный мне святой с совершенно таким же, как у Иоанна, лицом, только безбородым и оттого кажущимся каким-то древнеримским. И закрытые нимбом Святой Девы пальцы ангела. И изображающая чудо основания римской церкви Санта-Мария-Маджоре пределла (церковь построили на том месте, где в августе выпал снег). Этот августовский снег изображен и возле Богородицы. Такая непонятная серая куча на блюде.

Санта-Мария-Маджоре в пятнадцати минутах от нашей гостиницы. И там мы уже вместе. Кессонный потолок (я такие не люблю, но решила: раз в Риме есть, то пусть будет и в Москве, и смирилась теперь с таким потолком на некоторых станциях нашего метро). С годами я вообще становлюсь терпимее: вот стала теперь спокойно, без возмущения, ходить по Новому Арбату, а раньше зажмуривалась. Когда я выхожу из Арбатской, я всегда мысленно здороваюсь с родными домами: вот морозовский особняк с колоннами в виде морских канатов (однажды в нем была выставка детского рисунка, где выставлялась Машкина работа, и Машка с моим папой побывали внутри, а я вот – никогда!), вот блистательный гимнаст Моссельпром, а вот единственный в Москве римский дом – седьмой по Никитскому бульвару, так называемый дом полярников, построенный Евгением Иохелесом в 1937‐м. Всегда за него благодарю.

Из Рима во Флоренцию мы должны были уехать воскресным утром 30 марта, девятичасовым поездом. Приходим на вокзал, а нашего поезда нет. Ни на перроне, ни в перечне опаздывающих поездов на электронном табло. Не сразу до нас дошло, что мы опоздали, не потому что проспали или замешкались, а потому что не подозревали, что в Италии тоже переводят часы по летнему времени и что этот перескок пришелся именно на последнее воскресенье марта и наши девять превратились в римские десять. Это была немножко катастрофа, потому что ночевать мы должны были во Флоренции, а билеты на следующую по времени электричку были немыслимо дорогими для нас. Но что делать? Пришлось раскошелиться.