Шестикрылый серафим Врубеля - стр. 32
– Издатель «Шершень ля фам» Петр Петрович Гурко.
– А, Петр Петрович! Не узнал, богатым будет. Любопытно переданы позы. Довольно напряженные, надо сказать. Хотелось бы узнать, о чем вы говорите?
– Я делала страшные пророчества, – округлила глаза Саша. – Говорила, что у Коровина ребенок родится убогим.
– За что ж вы его так?
– Не нравится он мне. Не в меру довольный собой и жизнью.
– Что же вы еще напророчили?
– Ну-у, я сказала, что, когда Савва Иванович разорится, все те, кто сейчас ест с его рук, все, для кого он создал свой оперный театр, сбегут от него, словно крысы. А может быть, даже спляшут на его костях, растащив остатки некогда огромного состояния.
– С чего вы решили, будто Мамонтов разорится?
– Он слишком любит искусство, вернее, себя в искусстве. И не жалеет денег для того, чтобы порадовать себя, любимого, идеальной постановкой на сцене собственного оперного театра. Как вы, конечно, знаете, костюмы, декорации, итальянские тенора – все в частной опере Саввы Ивановича по самому высшему разряду. И стоит немыслимых денег. Сейчас денег хоть отбавляй. Но рано или поздно белую полосу сменяет полоса черная. Не может все время человеку так сказочно везти. Рано или поздно случится катастрофа.
– Александра Николаевна, да вы завидуете Мамонтову!
– Вот еще! – презрительно фыркнула фельетонистка. – Чему завидовать? Его деньгам? Я тоже девушка не бедная. Свободе Мамонтова? Я тоже делаю лишь то, что я хочу. Так что здесь вы, Тусик, ошибаетесь.
Вопреки ожиданиям, на «Тусика» собеседник не обиделся и с живостью продолжил диалог:
– А что, исходя из ваших прогнозов, ждет Серова?
– Судя по тому, как Серов взялся за дело, он напишет портреты всех, кого только можно, включая царствующих особ.
– А что же Врубель?
– А Врубель сам сказал, что завершит свой путь земной в лечебнице для умалишенных.
– Отчего-то я совсем не удивлен. Вы знаете, Александра Николаевна, как-то я стал свидетелем одной беседы. С небезызвестным доктором Сикорским советовался озабоченный приятель Михаила Александровича. Приятель рассказал, что Врубель занял денег у всех своих друзей, сообщив, что ему нужно срочно ехать в Киев на похороны отца. А когда Михаил Александрович отбыл в Киев, в Москву пожаловал его отец. Приятель пошутил, что для покойника тот выглядел вполне неплохо. Так вот, Сикорский был чрезвычайно озабочен и заметил, что такие фантазии вполне могут быть симптомами надвигающейся душевной болезни. Я думаю, что Врубель слишком близко общался с психически больными и ему передалось их безумие.
– Что за чушь?
– Ничего не чушь. При росписи Кирилловской церкви в качестве натуры для апостолов с фрески «Сошествие Святого Духа» Врубель рисовал лица больных из расположенной на территории прихода психиатрической лечебницы. В истощенных силуэтах, в смятенных взглядах умалишенных он улавливал некое запретное знание, недоступное нормальному и, следовательно, ограниченному разуму. Говорил, что сумасшедшие знают что-то такое, чего не ведают обычные люди. Что они, отрезанные безумием от всего обыденного, способны испытать истинное духовное просветление. Думаю, Михаил Александрович умышленно сводит себя с ума неумеренным потреблением горячительного, чтобы стать такими же, как они, просветленным.
Неудобный еще раз вгляделся в рисунок, перевернул картон и отпрянул. Пристальным лазоревым взором на него глянул тонко выписанный человеческий силуэт о шести крыльях. Журналист «Московских ведомостей» передернулся, словно от озноба, и торопливо поставил картон на полку.