Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности - стр. 27
>Петлюровец. Ах ты, морда жидовская!
>Петлюровец, ткнув женщину штыком в бок, подбегает к старику Орлову и всаживает ему штык прямо в грудь. Арон падает, роняет грамоту, стекло в рамочке разбивается. Петлюровец вытаскивает саблю и рубит лежащего Арона наотмашь. Затем мгновение смотрит на своих рук дело и, пьяно смеясь, бежит дальше. Женщина встает и, зажав рукой истекающий кровью бок, бежит в дом Орловых.
>Беременная женщина (кричит). Убили! Убили!
Из дома выбегают Рива и внук.
>Рива. Арон! Арон!!Арон!!!
>Орлов-мальчик. Дед! Вус титсты! Вус титсты!
Они плачут над Ароном. Сквозь их плач прорывается крик новорожденного и детский плач.
>Женщина(которая была беременной). Мальчика, который позже родился целым и невредимым, Табакмахеры в честь старика Орлова назвали Ароном. Но случилось это уже в далекой Америке, куда соседи Орловых успели сбежать…
На авансцену выходит главный герой – Орлов, выросший тот самый мальчик Шуня или Саша, как кому нравится.
>Орлов. А Шуня Орлов вырос в своего деда – такой же смелый и решительный. А еще непримиримый к врагам Советской власти, которая ему все дала. В паспорте у него было написано Орлов Шимон Лейбович, а на службе его все называли Александр Леонидович. Приказом народного комиссара внутренних дел Генриха Ягоды ему было присвоено звание майора государственной безопасности.
Пока Орлов говорит и облачается в чекистскую форму, меняется декорация. На сцене появляется условный кабинет чекиста: стол, стул, настольная лампа и портрет Сталина.
Входят Орлов и Натан Гуревич.
>Гуревич. Вот он, личный кабинет новоиспеченного майора Орлова! Поздравляю, Санька!
>Орлов. Натан, можно подумать – у тебя нет своего кабинета!
>Гуревич. Есть, конечно! Но там мы сидим вдвоем с Ванькой Пинчуком. А вдвоем это уже не кабинет, а коммуналка!
>Орлов. Учитывая, капитан Гуревич, что вы – друг детства майора Орлова, вам разрешается заходить в этот кабинет без стука!
>Гуревич. Подумать только, а ведь мог бы ты, как добропорядочный еврей, сидеть сейчас в своем доме, в нашей Сквире, крутить пейсы и швейную машинку деда Арона и напевать! (Поет.) Тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум балалайкэ, шпиль балалайкэ, шпиль балалайкэ, фрэйлех золь зайн!..
>Орлов. Нет уж! Пожили наши предки без всяких прав, в черте оседлости! Хватит! Власть переменилась. Евреи теперь такие же люди, как и все. А это серое прошлое я, Натан, зачеркнул, выбросил из головы. Все выбросил и песни тоже. Я и старикам своим запрещаю даже дома на идиш говорить!
>Гуревич. А думать на идиш?
>Орлов. Тут что я могу сделать?! Мне самому недавно снилось, будто я с дедом Ароном говорю. Представляешь – рассказываю ему, кем стал, как с врагами борюсь. А потом вдруг понимаю, что говорю-то я с ним по-еврейски.
>Гуревич. И что дальше?
>Орлов. Жена меня разбудила. Испугалась, что я во сне разговариваю!
>Гуревич. Выходит, Саня, «отречемся от старого мира»… А я только в прошлое воскресенье в Сквиру съездил.
>Орлов. Зачем? По работе?
>Гуревич. Нет…Так… Могилки проведать. Посмотреть…
>Орлов. Ну, и как там?
>Гуревич. Нормально… Живут люди. Ты Галю-молочницу помнишь?
>Орлов. Конечно! Галя Червяк.
>Гуревич. Добрыйвечер.
>Орлов. Чего «Добрый вечер»?
>Гуревич. Фамилия у нее теперь такая. Замуж она вышла. И на зоотехника выучилась.