Шепот горьких трав - стр. 8

– Да, но я думал, мы скромно посидим, а ты прием устраиваешь.

– В роли феодала я доживаю последние деньки, хочу напоследок закатить пир! Тем более есть повод, ты приехал.

– Извини, я не захватил с собой парадные доспехи, – с серьезным лицом проговорил Игорь.

– Ты шутишь сейчас? Или тебе не нравится моя затея?

– Нравится. В честь меня еще пир не закатывали. Но я без фрака.

– Сойдут джинсы с рубашкой.

Катя развернулась лицом к Игорю, обвила его шею руками и заглянула в глаза. Они, как небо за окном, дымчато-серые. Лицо мужественное, с рублеными чертами. Густая щетина покрывает квадратный подбородок с ямкой. Катя мысленно примерила на Игоря доспехи, и они идеально подошли.

– А ты похож на рыцаря, – проговорила она мечтательно. – На Ричарда Львиное Сердце. Тебе подошел бы замок.

– Не смеши меня. Я Игорь Козье Вымя. Фермер и сыровар. И мне не нужен замок. В детстве я пастухом мечтал быть.

Катя жарко поцеловала своего рыцаря – кем бы он себя ни считал, ей и Козье Вымя сойдет – и пошла переодеваться. Скоро прибудут гости, а она в халатике на голое тело.

Она с детства обожала дождь. Особенно нравилось ей засыпать под постукивание капель по крыше юрты. Жаль, в их краю осадки выпадали нечасто. Удушающе жаркое лето могло тянуться месяцами, и тогда трескалась земля, жухли немногочисленные растения, пересыхали колодцы, а люди чуть-чуть сходили с ума и отправлялись на поклон к шаманам, чтобы те вызвали дождь.

Дед Жени Айдман был баксы – с тюркского «шаман». И его дед. И дед его деда. Тот самому казахскому хану служил два десятка лет, пока не был казнен за то, что не смог излечить повелителя от смертельной болезни.

У Айдмана родилось трое сыновей и две дочери. Старший стал обучаться шаманизму, как в роду и положено. Средний и младший получили самые обычные профессии: один стал шофером, второй инженером связи. Дочки вышли замуж. Одна удачно. Уехала не только из их поселка, но и из Казахстана. А Жениной маме не повезло. Ее супруг оказался лентяем и пьяницей, и она ушла от него к родителям с двухлетней дочкой на руках.

Женя росла в странной обстановке. В юрте. Среди бубнов, посохов, плетей, погремушек, бочонков с сушеными травами, мешочков с камнями. Ее дед и дядя носили костюмы из кожи, головные уборы из перьев. Не всегда, конечно, но частенько. Они играли на кабызе, смычковом инструменте с двумя струнами из конского волоса, и звуки, что он издавал, не были похожи на музыку. Не удивительно, ведь они помогали общению с духами. Бабушка, мама и жена дяди не только вели хозяйство, они во всем помогали мужчинам. Первая травки собирала, костюмы чинила, вторая настойки изготавливала лечебные, третья была, можно сказать, администратором мужа и свекра. Она развозила их на «заказы» на старом, но бодром милицейском «уазике», вела финансовые дела.

У Жени было счастливое детство. Они жили дружно и честно. Дед Айдман не сделался клоуном с бубном, что ради наживы отправляется на гастроли по регионам, проводя групповые обряды в старых ДК, и сыну таким стать не позволил. За это его уважали не только в поселке, но и во всей округе. А вместе с Айдманом и его семью.

Женя гордилась родней (а деда просто обожала) и все же мечтала от нее отделиться. Не эмоционально, а физически. Уехать, как это сделала тетя. В далекий город, где живут в небоскребах, лечатся антибиотиками, передвигаются под землей на поездах метро… Туда, где высокие деревья, много зеленой травы и цветочных клумб, а дождь не просто капает – льет, и для того, чтобы его вызвать, не нужно бить в бубен и играть на кабызе…