Шелковый тревожный шорох - стр. 7
Все же Люся зудела. Зудела и зудела, пока не смогла ее убедить пожить в Ильменске еще хоть недельку. Тем более, что синоптики обещали в ближайшую неделю классическое бабье лето.
Всю эту неделю собирались посвятить лесным прогулкам: Зоя оказалась страстной поклонницей пятой охоты. Она уже научилась отличать волнушки от поганок и даже освоила местные названия грибов. К примеру, подберезовики – обабки, а сыроежки – синявки.
И лес был к ней щедр, у них возникла взаимная симпатия: Зоя Васильевна никогда не возвращалась домой с пустым ведерком. Да и ягод порой ей удавалось набрать: брусники, иногда немножко припоздавшей земляники, не совсем вызревшей, но все равно ароматной.
С тем расчетом и билет заказали – через неделю.
Люся и Толик разбрелись в разные стороны, а Василиса все никак не отлипала от Зои, так и бродили по лесу вдвоем. Не столько грибы собирали, сколько языками мололи. Девушка словно наговориться хотела впрок, да и сама Зоя печалилась, предвидя скорое расставание.
Как ни грустно, но приходилось признать, что с дочерью Леной таких близких и теплых отношений у них не было никогда, а уж в последние годы особенно. Большую часть вины Зоя Васильевна возлагала на себя. За то, что не смогла стать для дочери самым близким человеком.
Возможно, определенную роль сыграла работа в школе – она преподавала русский язык и литературу. Недолго, правда. У учителей, как правило, на воспитание своих детей времени не остается, лишь бы накормить да худо-бедно обиходить.
Из школы она все же ушла. Потом работала в библиотеке, где, хотя и не надо проверять горы тетрадей, писать планы-конспекты к урокам, тоже хватает и писанины, и всяких других нюансов. Это только непосвященные считают, что библиотекари лишь тем и занимаются, что читают книги.
Но Зоя, себе в утешение, грешила еще и на гены. Леночка и внешне была поразительно похожа на ее покойную маму, даже походка один в один, и характер у нее уже с подросткового возраста проглядывал бабушкин – женщины суровой, не слишком общительной и обладающей талантом держать дистанцию и ставить на место любого. Никогда не возникало у Лены порыва прижаться к маме, пошептаться, посекретничать. Дочь росла неласковым ребенком, росла себе и росла.
Сначала Зоя Васильевна стеснялась заводить с ней разговоры на деликатные женские темы – мала еще. Потом просто стала подсовывать подходящие книжки. Увы, Леночка их не читала. А потом как-то вдруг оказалось, что она выросла и уже сама пресекала слабые попытки матери чему-то ее научить и о чем-то предупредить.
Как-то третья их подруга, Людмила Ивановна, Мила, царство ей небесное, сказала Леночке:
– У тебя замечательная мать!
Лена усмехнулась:
– Моя мать, возможно, замечательный человек, но она никак не может понять, что я уже взрослая женщина. Она несколько опоздала с процессом воспитания. Чему она сейчас может меня научить? За ней самой присмотр нужен!
Зоя Васильевна и сама себя корила, что мать она не самая лучшая, но не до такой же степени! Сказанные дочерью, возможно в запале, слова всю оставшуюся жизнь жгли ей сердце. Но, говорила она себе, что заслужила – то и получаю.
Лена не разделяла вкусов матери вообще ни к чему, особенно ее страсти к чтению, и легко раздражалась. Справедливости ради надо сказать, что, имея взрывной характер, она была отходчивой. И с отцом отношения у нее были тоже прохладными.