Шелест. Том 1 - стр. 73
– Ничего не случается без воли Бога, – добавила она. – А скорбящим родителям скажу лишь одно: вы должны отпустить сына и смириться с его уходом. Ведь смирение – истинный путь к получению божественной благодати…
Отец Пола судорожно держал руку жены. Тина сидел прямо, застывшая и ни на что не реагирующая. Даже на долю секунды не смела она отвести взгляд от портрета сына. Ни одна слезинка так и не скатилась из отрешенных пустых глаз. Фигура превратилась в мрамор, словно она заглянула в глаза Медузе Горгоне. Джек знал, что Горгона так же реальна, как и блик света, отражающийся от стеклянной поверхности портрета, и настоящее имя этому – безумие.
Возле распахнутой двери церкви показался Эрни в грязных разодранных на коленях штанах и покрытой темными пятнами клетчатой рубашке. Непонимающе обведя взглядом зал, сумасшедший, что было сил, завыл, размазывая по смуглым щекам ручьем текущие слезы. Упав на корточки, Эрни принялся колотить кулаками о каменные ступени, разбивая в кровь руки.
От нечеловеческого воя волосы встали дыбом. Кто-то закричал, чтобы его немедленно вывели вон, и Джек в изумлении понял, что визгливый и испуганный голос принадлежит Паркеру, церковному садовнику. Бобби Шифер и отец Сэмуил бросились к катающемуся по камням сумасшедшему, пытаясь привести в чувства и вывести прочь.
Расходились в полном молчании. Джереми вел за руку Тину. Женщина продолжала изумленно таращиться на портрет и оглядывалась даже тогда, когда они переступили порог церкви. С двух сторон несчастных родителей поддерживали шериф Гордон и Рон Керлин. Люди продолжали подходить, выражая соболезнование, но, похоже, только мистер Джереми понимал что происходит.
Рыдающая Кети, растолкав толпу, бросилась к Майклу. Уткнувшись в его грудь девушка, всхлипывая, бормотала какая она глупая дура, и иногда ведет себя как идиотка. Майкл осторожно приобнял ее – и счастливый и несчастный одновременно, лишь слегка качнув головой, отвечая Луису на немой вопрос.
Заметив мать, выходящую из душного церковного зала на свежий воздух, Джек поспешил на встречу. Керол с силой обняла его, прижав к себе. Ее сотрясал озноб. Ужас, который она пережила много лет назад – вернулся. Она больше не могла скрывать его под маской напускного равнодушия. Ей было страшно за их дальнейшую судьбу, и теперь Керол не могла утаить это от сына.
Происходящее напоминало кошмар из сна. Чувство вины засасывало, словно в трясину, тянуло вниз, больше не оставляя проблеска надежды, лишь злость на себя. Он погружался в пучину безотчетного страха, и больше не хотел бороться: пусть это мертвое течение выкинет куда угодно, лишь бы все закончилось как можно быстрее и как можно болезненней.
Боль – это то, что он заслуживает. Нить жизни, словно тонкий волосок, который оборвется в любой момент, и так важно, как будут жить после тебя те, кого ты любишь. Те, кого ты оставишь.
Он не хотел, чтобы мать вновь страдала.
Он больше не допустит этого.
7
Когда днем, они с матерью вернулись из церкви, она взяла с него слово, что он обязательно пойдет на ужин к Скайокерам.
– Откуда ты об этом знаешь? – Он был так удивлен, что голос задрожал, готовый сорваться на крик.
– Джек, тебе нужно успокоиться. Неужели ты забыл – мы будущие родственники. К сожалению, я не могу пойти вместе с тобой, так как допоздна буду работать в студии. Открытие галереи не за горами, а я ничего не успеваю. Это все так ужасно на меня подействовало.