Щепотка удачи - стр. 5

– Просто отправь хоть что-нибудь, – продолжает она, прежде чем я успеваю ответить. – Что такого уж плохого может случиться?

– Они отвергнут меня.

– От этого не умирают.

– Откуда ты знаешь?

Она вздыхает.

– Попытка не пытка.

– Еще какая пытка, – возражаю я. – Бывает очень больно.

Она неодобрительно хмурится, но от чего я точно не умру, так это от неодобрения Ари. Или Пруденс. Или моих родителей. Меня охватывает мучительный ужас от мысли о неодобрении всего мира.

– Неудачи – часть жизни любого художника. – Она обводит пальцем наклейку в виде ромашки на чехле гитары. – Единственный способ узнать, на что ты способен, – продолжать пытаться снова и снова, отказываясь сдаваться…

– О боже. Остановись. Пожалуйста. Хорошо, я подумаю о том, чтобы отправить что-нибудь. Только… больше никаких напутственных речей. Ты же знаешь, они меня напрягают.

Ари хлопает в ладоши.

– Что ж, тогда моя работа на сегодня закончена.

У нас уходит почти целый час на перестановку мебели в торговом зале, чтобы освободить достаточно места вокруг сцены. Магазин невелик, но, как только ящики и стеллажи с пластинками отодвинуты в стороны, становится просторнее. Мы приносим дюжину складных стульев из подсобки и расставляем их полукругом.

Около половины шестого начинают собираться гости. Два человека. Четыре. Семь. Без четверти шесть, держась за руки, прибывают Прю и ее парень Квинт.

Мы добавляем еще один ряд стульев после того, как заполнена первая дюжина. Это самый многолюдный вечер в магазине за последнее время – возможно, с прошлогоднего Дня музыкального магазина[11], общенациональной акции, которая проводится каждую весну и всегда привлекает множество посетителей.

Мгновением позже появляется мама и ведет за собой двух моих младших сестер, Пенни и Элинор. Люси не видно, что неудивительно. У нее более насыщенная светская жизнь, чем у меня или Прю, когда мы учились в девятом классе, и на выходные она строит свои планы, в которые уж точно не входит тусовка с родителями в старомодном музыкальном магазине.

Элли подбегает к папе, бросается в его объятия и тут же начинает рассказывать ему о поделке из макарон, которую они сегодня мастерили в детском саду.

Я подхожу к Пенни и обнимаю ее за плечи.

– Ты принесла свою скрипку? – спрашиваю я, кивая в сторону сцены. – Сегодня ты могла бы всех нас поразить.

Пенни хмурится. Я давно уговариваю ее записаться на вечер открытого микрофона, но она вечно твердит одно и то же:

– Я не собираюсь выступать перед посторонними.

– На своих концертах ты же выступаешь перед незнакомыми людьми.

– Да, но при свете рампы я не вижу публику, так что легко притвориться, будто в зале никого нет. К тому же я играю с оркестром. – Она передергивает плечами. – Я бы никогда не смогла выступать соло на подобном мероприятии.

Конечно, не мне говорить – я сам ни за что не поднялся бы на эту сцену. Мы все еще храним мою старую акустическую гитару на случай, если кто-то вдохновится на выступление и окажется без инструмента. Но это уж точно буду не я.

– Как бы там ни было, думаю, ты произвела бы впечатление.

Пенни одаривает меня благодарной улыбкой, прежде чем мама уводит ее, и они занимают два последних места в заднем ряду. Элли плюхается к маме на колени. Я направляюсь за прилавок к кассовому аппарату – парень, здорово обгоревший на солнце, покупает два саундтрека к бродвейским мюзиклам. Когда он уходит, я замечаю, как Прю пробирается сквозь толпу с планшетом Ари в руке, напоминая всем о скидках в вечер открытого микрофона. Такая уж она, наша Прю, у нее всегда наготове хитрые рекламные ходы.