Щепки плахи, осколки секиры - стр. 49
Четверых бандитов, валявшихся в центре лагеря, решено было «искоренению» не подвергать, то есть не пропускать через желудок Барсика. Жуткая участь собратьев должна была послужить для них хорошим уроком, по крайней мере Цыпф и Лилечка на это надеялись. Оставшееся от банды оружие Зяблик привел в негодное состояние – из пистолетов извлек боевые пружины, а с автоматов снял затворы.
Все очень устали, а тут еще до смерти напуганный Басурманов путался в ногах, бормоча что-то про обещанный ему суд высшей инстанции.
Дабы отвязаться от дурака, Смыков за шкирку подтащил его к Барсику, мирно облизывающему кончик своего хвоста.
– Вот тебе судья, – сказал он, пихнув Басурманова в лапы зверя. – Как он решит, так и будет.
Плотно перекусивший, а потому настроенный весьма благодушно, Барсик обнюхал Басурманова, а затем в знак дружеских чувств облизал с ног до головы. При этом все стоящие поблизости имели возможность лицезреть добротный ботинок, застрявший между его клыков.
– Будем считать, что судимость ваша снята, – сказал Смыков, отводя Басурманова в сторону. – Но в дальнейшем попрошу вести себя в строгом соответствии с требованиями закона. Идите и постарайтесь начать новую жизнь.
Амнистированный Басурманов громко рассмеялся, потом безо всякой паузы тихо заплакал, а кончил тем, что сожрал попавшийся ему на глаза свечной огарок.
Возвращаться на бивуак было поздно, да и не хотелось никуда идти после утомительной и бессонной ночи. Все понимали, что самоуправство ватаги не может остаться без внимания хозяев. Открытым оставался лишь вопрос о мере наказания, положенной за это. Хорошо, если их, как и в прошлый раз, лишат на один день кормушки. А вдруг тут и покруче кары имеются? Тот, кому не составляет никакого труда оживить человека, наверное, и другие фокусы способен с ним проделывать. Превратить его, например, в нечто двухмерное вроде газетного листа. Или, наоборот, развернуть сразу в семи измерениях, чтобы голова существовала отдельно от ног, а почки отдельно от мочевого пузыря. Короче говоря, ближайшее будущее представлялось членам ватаги в весьма мрачных красках. Как ни напрягались такие умы, как Эрикс и Цыпф, а ничего толкового посоветовать не могли.
Самое разумное предложение внесла Верка:
– Мы какое дело сделали? Худое или доброе? Доброе. Мы благодарность от людей заслужили? Заслужили. Ну и плевать на все остальное. Что будет, то и будет. Семь бед, один ответ. Давайте лучше отоспимся.
Порешив так, завалились спать, поручив Барсику надзор за окрестностями.
Несмотря на все треволнения ночи, а может, именно благодаря им, Цыпфу приснился дивный сон. Он вновь стоял посреди того самого заброшенного сада, где на деревьях цвели ярко-алые цветы-свечки и где его когда-то подкараулила предательница Сонька.
Ветер гнул к земле пышные ветки и швырял Левке в лицо пригоршни холодных капель. Сад глухо шумел, как море в непогоду. И все это: буйство ветра, трепет листьев, капли дождя вперемежку с лепестками цветов, дикое и вольное дыхание природы – составляло такой разительный контраст с нечеловечески-холодным и чуждо-призрачным сиреневым миром, что хотелось разрыдаться.
Сквозь влагу, застилавшую глаза, Левка разглядел, что к нему приближается женщина в легкомысленном летнем платьице и еще издали приветливо машет рукой. Это очень удивило Левку – никогда в жизни у него не было знакомой с такими красивыми ногами. Чтобы сделать ей что-то приятное, Левка кинулся к дереву и попытался сорвать хотя бы несколько цветов, но все они росли вне пределов досягаемости его рук.