Шарм - стр. 57

Она на секунду задумывается, затем пожимает его руку:

– Заметано.

Она широко улыбается, и я впервые замечаю, что у нее не хватает двух передних зубов. Она выглядит такой милой и, используя эту черту в своих интересах, продолжает:

– А можно мы пойдем туда сейчас, папа? Я знаю, что тюленей там нет, но мне хочется посмотреть на приливные заводи.

– Не сегодня, солнышко. Я приведу тебя туда на уик-энд, и ты сможешь посмотреть на заводи. А сейчас нам надо зайти в магазин, как нас просила мама. Ты не забыла? Она просила купить сливок, они нужны для тыквенного пирога.

Грейс хлопает в ладоши:

– Я люблю тыквенный пирог!

– Я тоже, дорогая, я тоже. – Отец ерошит ей волосы: – Предлагаю пробежать наперегонки вон до того магазина на углу. Кто победит, тот получит самый большой кусок пирога.

Грейс картинно закатывает глаза – теперь я хорошо знаком с этой ее привычкой:

– Ты всегда получаешь самый большой кусок пирога.

– Разве? – Ее отец делает вид, что он удивлен. – Наверное, это потому, что я всегда побеждаю.

– Только не на этот раз! – Грейс пускается бежать так быстро, как ее только могут нести ее короткие детские ножки.

Отец мигом догоняет ее, поднимает и сажает себе на плечи.

– Так победим мы оба, – говорит он, и они пригибаются, входя в магазин.

– Ух ты! Значит, теперь нам достанется весь пирог?

– А тебе не кажется, что нам надо оставить маленький кусочек для мамы? – Они идут по проходам мини-маркета, направляясь к холодильнику для молочных продуктов.

– Совсем маленький кусочек? – спрашивает она, глядя на отца с подозрением.

Он подавляет смех:

– Да, совсем.

– Ну ладно, думаю, это можно устроить. – Она говорит это так неохотно, что и ее отец, и я покатываемся от хохота.

– Я люблю тебя, солнышко.

– Я тоже люблю тебя, папа, – ласково отвечает она. – Ух ты, можно мне жвачку?

Ее отец качает головой и, взяв пачку жвачки, протягивает ее ей:

– Дай тебе палец, и ты откусишь всю руку, верно, моя девочка?

– Мое счастливое число – это три, – замечает она, вертя пачку жвачки в руках.

– Не сомневаюсь, – отвечает он. – Не сомневаюсь.

Сегодня День благодарения! Это доходит до меня, когда я выхожу из воспоминания Грейс. Когда мы только-только обнаружили, что заперты здесь, Грейс выдвинула один из ящиков кухонного буфета и достала из него календарь. И, когда утром она отмечала в нем очередной день, это служило для меня сигналом того, что она готова начать ежедневную тренировку по прыжкам. Как же я мог не заметить, какой сегодня день?

Неудивительно, что Грейс так расстроена. Ведь сегодня начинается второй сезон праздников, который ей придется провести без родителей, который она будет вынуждена провести взаперти в моей берлоге без надежды на то, что это когда-либо закончится.

Я не американец – и День благодарения для меня ничего не значит, – но даже я понимаю, какая это для нее трагедия. Я только не знаю, что, черт возьми, мне с этим делать.

– Хочешь, приготовим тыквенный пирог? – спрашиваю я, потому что в своем воспоминании она думала именно о нем. А также потому, что с нашими кулинарными талантами нам точно не удалось бы приготовить индейку.

– Я не умею готовить тыквенный пирог, – отвечает она, и, хотя это отрицательный ответ, он показывает, что я на верном пути. Это первые слова, которые она сказала мне за весь день.