Шарм, или Последняя невеста - стр. 20

– Неудивительно, – говорю, выйдя из ванны, – что ты так испугался. – Ловлю горячий взгляд Севера. – Я похожа на ведьму из страшной сказки.

– Неправда, – глухо смеется Генри и подходит ближе. Кладет руки на стену над моей головой и прижимается всем телом. – Мне пришлось тебя раздеть, – говорит он тихо, а я чувствую каждую напряженную мышцу, каждый изгиб и выступ его мускулов. Он возбужден, а в глазах горит предсказуемый голод.

– Это плохо? – сглатываю.

– Смотря как посмотреть. – Его взгляд ныряет в вырез туго запахнутого халата, а я не знаю, куда деть руки. Упираюсь в крепкую грудь пальцами и боюсь пошевелиться. Под ладонями мощно толкается его сердце.

– Генри… – его имя так приятно ложится на язык, оно раскатывается бархатистым звучанием в груди, застывая между лопаток. – Почему Генри?

– Что – почему? – шепчет он, и горячее дыхание касается моего лба, шевелит волосы.

– Почему тебя так назвали?

– Мой папа – англичанин, женился на русской.

– Точно, я где-то это слышала, – тихо отвечаю, понимая, что больше не могу находиться в кольце его рук. С ума схожу.

Теплое дыхание дразня вплетается в волосы, а сухие губы неожиданно прижимаются ко лбу.

– Ты какой-то сладкий сон, Золушка.

– Не боишься проснуться в холодном поту, вдруг все это превратится в ночной кошмар?

– Боюсь.

– Зачем тогда… – запинаюсь. Манящие губы оказываются слишком близко. Обжигают, невесомо прикасаются к моим губам. Я падаю, сползаю по стене, держусь только за сильные руки и свое слабое самообладание.

– Я не знаю. Ты, как росянка, манишь меня ароматом. Валерия…

– А ты совсем не похож на комара, – шепчу, и Генри запечатывает смешливые слова поцелуем. Скользит языком по моим губам, настойчиво их раскрывая, и давит, давит до стона своей властью. Горячей страстью, смешанной с помешательством. Пока я не отрываюсь, хватая ртом воздух, и не отталкиваюсь что есть сил. Чтобы не позволить Генри снова напасть, отворачиваюсь и блокируюсь ладонью.

Он отступает, смотрит исподлобья и сухо проговаривает:

– Вино на тумбочке, – и пулей вылетает из комнаты, словно я обвинила его в страшных грехах.

=Генри=

Лера будто ежа поцеловала. Скривившись, оттолкнула меня и отвернулась. Закрыла глаза и сжалась в комочек у стены. Замерла, как льдинка, словно боялась, что я ее еще раз трону.

А меня это так бабахнуло по голове, что я чуть не отъехал. Больно ведь видеть в глазах девушки вместо симпатии отвращение. Я не смогу через это пройти еще раз, лучше пусть все остается как есть. Прожить до старости в одиночестве – хороший выход. Я ведь заслужил? Заслужил…

Вылетаю в холл и жмурюсь от собственной дурости и слабости. Кол в штанах и дыра в мозгах. Я – идиот!

Марина ведь почти так же морщила губы и похоже комкала рубашку на груди. И отпихивалась, и сопротивлялась. Оди-на-ко-во.

Не могу больше, не хочу. Жить бок о бок с человеком, которому нужны только твои деньги, а душа сто лет сдалась – мне неинтересно. Да и будь я моральным уродом, я бы пользовался: подкидывал женщин ногами, менял, как перчатки, покупал бы их в прямом смысле, но я не могу. Мне одна нужна: теплая, нежная и моя. Больше не надо. Я – однолюб.

Хоть первая невеста и не запала глубоко в душу, но она мне нравилась по-настоящему. Я готов был надеть на ее палец кольцо, пока не узнал, что Марина со мной ради денег. В тот день она и погибла.