Шанс на счастье - стр. 12
– Если тебя сегодня прирежут в этой квартире, то последним, кто тебя видел, окажусь я. Да ещё и свидетель есть, сосед-алкаш. Не будь дурой. Переночуй сегодня у подруги или у родственников.
– У меня нет ни подруг, ни родственников, – она устало выдыхает. – Демид… пожалуйста, оставь меня в покое. Я устала, у меня болит нога. Я хочу выпить горячего чая и лечь спать, – произносит спокойно и тихо.
– Собирайся.
– Куда?
– Ко мне.
– Я не поеду.
– Тогда поедешь в ближайшее отделение. Мне будет нетрудно договориться, чтобы тебя подержали ближайшие восемнадцать часов в обезьяннике. Всё лучше, чем тут, и безопасней. Может, там ты будешь более разговорчивой.
– Ты не отстанешь?
– Нет. И ты мне ещё за спасение должна.
– Ясно… – она снова устало выдыхает и, отключив плиту, направляется в комнату, открыв старый сервант, достает комплект белья, сменную одежду. Всё укладывает в пакет. По пути заглядывает в ванную, зубная паста и щётка присоединяются к вещам.
***
Какое ему дело до меня? Прицепился, словно банный лист к заднице. Помог? Молодец! Возьми с полки пирожок и отвали! Так нет же. Спаситель хренов. Я хватаю первый попавшийся пакет и запихиваю в него лосины с футболкой и сменное белье.
– Я готова, – произношу, а саму просто трясет от злости. Уверенна на сто процентов, что, если бы я сейчас не собралась, он бы силком меня запихал в машину, и не факт, что не отвез бы в отделение, как пообещал. Благодарственного секса захотел? Хорошо, только после него я уйду. Мы выходим из квартиры и спускаемся вниз. Демид открывает передо мной дверь машины, и садиться за руль.
Оказавшись в квартире Демида, я принимаю душ и переодеваюсь в домашние лосины и футболку.
– Приложи к ноге, – он протягивает мне уже готовую грелку и разливает по чашкам кофе. – Есть будешь?
– От пары бутербродов не откажусь, – мы ужинаем и идём в комнату. Боль в ноге и, правда, приутихла.
***
– Я хочу знать всё, – произношу, открывая бутылку виски. – От места твоего рождения до причины твоего преследования коллекторами.
– Зачем тебе эта информация? Какой в этом смысл? – она произносит это, выделяя каждое слово. Опять упрямится, это надоедает.
– Считай, что это мое излишнее любопытство. И твоя плата за помощь.
– Обычно, в качестве платы просят другого, – прищуривается, отслеживая мою реакцию. Сейчас без косметики на лице видны темные круги под её глазами. Она и правда очень устала.
– Ну, зато я оригинален.
– Мог сам всё узнать, раз интересно. Возможности, думаю, позволяют.
– Зачем я буду напрягать зазря людей, когда могу всё узнать из первых уст?
– С тобой сложно, – закатывает глаза, качая головой.
– Как и с тобой, – она усмехнулась.
– Можно мне тоже бокал? – я плеснул в стакан виски и, бросив два кусочка льда, протянул Вике. Она взяла бокал и расположилась на полу напротив кресла, по-турецки сложив ноги. – С чего начать? – спрашивает как-то равнодушно, видимо, смирившись с тем, что я не отстану.
– С начала, – улыбаюсь, пригубив напиток.
– Карецкая Виктория Валентиновна, 23 года, родилась и выросла тут, родственников нет. Мама умерла пять лет назад, а отец четыре с половиной года. Оба были детдомовскими, поэтому родни я не имею, – она замолчала и сделала глоток виски. – Мама заболела, когда мне было пятнадцать. Сначала лечение давало неплохие результаты. После курса химиотерапии полгода нам с отцом казалось, что её болезнь в прошлом, но потом случился рецидив, и снова клиники, белые коридоры, дорогущие лекарства и процедуры. Мы жили небогато. Мама работала продавцом в продуктовом, а отец… отец был форточником, – она перевела на меня взгляд, оценивая эффект от сказанных слов. – Он старался, как мог, но всё было зря. Она умерла, оставив после себя лишь огромные суммы долгов за лечение. Насколько они были большие и под какой процент взяты, я узнала уже гораздо позднее. Ещё через полгода умер отец, просто не проснулся. Врачи сказали, что отказало сердце. Вот так я и осталась одна в семнадцать лет.