Шагая в вечность. Книга 1 - стр. 2
Ад пришёл в тридцать девятом. Но не ворвался, круша всё на своём пути, а зашёл тихонечко, скромно потупив глазки, особенно не выделяясь из толпы себе подобных, локальных «адиков».
Под конец зимы появился какой-то новый вирус с достаточно большим инкубационным периодом, так что он успел расползтись по всему свету: заразившихся выявили одновременно в Евразии и Южной Америке. Оставшиеся континенты подтянулись чуть позже. Карантинные меры, маски-перчатки, то да сё… Заразилось, именно заболело, миллионов двести, погибло миллионов пятнадцать. Причём абсолютное большинство погибших пришлось на Африку, а потому «цивилизованное» человечество вообще этот вирус всерьёз не восприняло. Кто их там, в Африке, считает. За десять лет до этого там войнушка случилась, так она даже на первые полосы газет не попала ни в «Вашингтон Пост», ни в «Ле Монд», ни в «Таймс», ни в «Коммерсантъ». А между тем, поучаствовали почти все страны к югу от экватора, и жертв было больше двух десятков миллионов, и это только по официальной статистике. А тут…
Ладно, вернёмся к вирусу. Антитела обнаруживали у каждого первого. Медицина вполне успешно справилась, приспособили и лекарства, и даже вакцину запустили. После того, как «золотой миллиард» обезопасил себя, он поделился и с оставшимися. Через полгода вирус победили, жизнь пошла своим чередом. А к концу года оказалось, что мы ошиблись.
Мерзкая тварь (это я про вирус) мутировала, притворилась каким-то полезным микробом (или бактерией, я не силён в терминах), притаилась… А потом объявила войну на уничтожение. Медицины хватило только на определение идентичности новой напасти и последнего, полугодичной давности вируса, только вот лекарства его уже не брали. А времени на разработку новых он нам не дал.
За первую половину декабря миллионы трупов заполнили улицы крупнейших городов. В самом начале их собирали, отправляли в крематории, потом сжигали на месте, а потом этим стало некому заниматься. Да и незачем. Москва, Нью-Йорк, Лондон, Пекин и сотни других больших и малых поселений превратились в тошнотворно воняющие, чадящие язвы. На всё про всё ушло около месяца, после чего вирус исчез, будто его и не было, ну или просто умерли все, кто мог умереть. Выжила только одна категория населения – та, у которой этот вирус мутировал как-то не так и превратился в симбионта. Счастливчиков набралось процентов десять. То есть миллионов восемьсот-девятьсот. Понятно, что эта статистика не претендует на хоть какую-то достоверность, ибо откуда ей взяться среди гор трупов, но уж какая есть…
Кстати, старше сорока пяти лет не осталось никого, по крайней мере, я, да и все, кого я знаю, таких не встречали. А второй самой пострадавшей группой оказались дети – у нас, например, всего две девчонки было, семи и девяти лет, да и те до весны не дотянули – не смог их наш доктор вытащить… Хотя, вполне вероятно, что немало детей не пережило последствий мора по причинам, с вирусом напрямую не связанным – антисанитария, голод, дикие собаки, дикие люди… Особенно последние. Человечество, в подавляющей своей массе, в очередной раз доказало, что гуманизм и заповеди типа «не убей ближнего» актуальны только во времена сытые и безопасные.
Многие выжившие устраивались в опустевших городах, хотя большинство всё-таки пытались покинуть застроенные многоэтажками могильники, но удавалось это сделать единицам. И те, и другие умирали от голода и холода, кого-то косили болезни – старый добрый грипп и тысяча других болячек ведь никуда не делись, кто-то встречался с подонками и сумасшедшими разных мастей, и, естественно, покидал сию юдоль скорби, кого-то ликвидировали пока ещё действовавшие группы добровольных борцов с болезнью. Собственно, именно к этому сводилась их борьба с ней – отстрелу и, по возможности, сжиганию себе подобных. Болеешь ты, не болеешь – им было без разницы… Это тоже сильно повлияло на популяцию людей, зато никак не повлияло на распространение пандемии – спрятавшийся вирус был практически в каждом представителе человечества. Остались, наверное, какие-то счастливчики в тайге, джунглях, на островах… Но об их судьбе нам ничего не известно.