Шабашник - стр. 28
– Ох, извини, что прерываю, но не мог бы помочь мне достать матрац с третьей полки, а то я до этой верхотуры не допрыгну сама.
Леонид торжественно встал посредине первой полки и вытянулся, насколько хватило сил, Марина как будто совершенно случайно потёрлась плечом об его бедро. Когда же она заправляла койку, то опять же совершенно случайно, но надолго задержала свой призывно обтянутый пёстрыми леггинсами тыл ровно напротив лица Лёни. Леггинсы были неприлично меньшего размера, чем им бы следовало быть. От всего этого Леонид вспотел, в растерянности потёр рукой татуировку на левом плече со щитом, мечом и буквами «ПВ». Потеряв было нить разговора, но не имея сил продолжать молчать, он вспомнил и продолжил:
– Теперь боюсь, что на Новый год ещё одного птеродактиля выпрашивать начнёт. И разговоров у неё только о воронах! Сказки детские читает – то про Крабата, то про Ворона Вороновича, а раз друзей у неё нет, то эти все свои мысли и идеи она мне излагает – и что Черномор у Пушкина это ворон, и про яблоки молодильные у ворона в саду, и про то, что Жар-Птица на самом деле ворон.
– Так она ведь на то и Жар, она яркой должна быть, чтоб светится!
– И я ей о чём! Он же чёрный, говорю! А потому и чёрный, говорит, что единственный до Солнца долетел и жар его вынести смог, но только почернел, закоптился.
– Ну, логика, конечно, есть…
– Да что там логика…Я теперь знаю, что во время войны сам Черчилль велел воронов в этом… как его у них? Башня-то ихняя?
– Биг Бен? – что-то вспыхнуло в глазах Марины. Лёня сглотнул:
– Не, Тауэр, во. В этом самом Тауэре Черчилль воронов и подкармливал – англичане очень суеверные были и верили, что если вороны с насиженных мест снимутся, то быть беде. И что у Одина, бога чухонского, два ворона было – первый за него мыслил, а другой за него всё помнил. И у половины греческих богов тоже всё вороны – у Афины, у Аполлона, что у этого… врач-то который древний?
– Эскулап? – Марина поёжилась плечами, будто ей вдруг стало холодно, но Лёня увлёкся рассказом и ничего не заметил.
– Не, Асклепий! Во имечко-то, да? А запомнил, потому что каждый день по десять раз! Да фиг с ними, с греками! Чукчи наши, не спились ещё которые, думают, что мир ворон создал. Не знаешь, у них там на этом севере вообще вороны есть?
– Там их если им только на выставках кто показывает, в зоопарках. А вообще север – это же очень грустно и холодно. Как там люди вообще живут? Мне и в нашем климате очень холодно и зябко…,– Марина уже обхватила себя за плечи и вся сжалась, как живописная Алёнушка, которой для полного несчастья в жизни не хватает только козлёночка. – Я на медсестру училась когда-то – мечтала в Пицунду уехать, в ведомственный пансионат. Там и платили хорошо, и климат хороший… Но потом Союз развалился, а следом и Пицунды, считай, не стало. Поэтому я бросила училище и пошла в бухгалтера. Но по специальности не работала совсем, всё только числилась. По сути, была то секретаршей, то директором исполнительным в масштабах двух киосков и одного подпольного цеха, а то и козой отпущения, на которую в случае чего шишки повалятся. Слава богу, что не получилось ни разу из меня козу ту сделать – обычно всё как-то само собой или закрывалось, или хозяина съедали рыбы покрупнее.
Кажется, тут я тоже уже своё дорабатываю – кирдык конторе приходит, несмотря на эти все понты. Я Андрею Ивановичу, директору нашему, говорю, что лучше в Петербург ехать, ведь в Москве одни мусульмане да евреи, а продукция наша не кошерная и не халяль, но он уверен, что Питер – та же провинция, только с метро и музеями, а сила и деньги в Москве.