Размер шрифта
-
+

Сезон нежных чувств - стр. 40

На стадионе Стальной Конь ремонтировал каток мокрым снегом и горячим кипятком из лейки. Мороз старику нипочем. Велосипед стоит рядом, погрузив колеса в сугроб. По заснеженному полю носился, жонглируя мячиком, одинокий человек, завзятый футболист Бобби. Юрик не стал ему кричать, не до того уже, стремглав заскочил в раздевалку, скинув перчатки, и принялся растирать потерявшее чувствительность лицо.

Ему показалось, что и в помещении страшно холодно, несмотря на пар, поднимавшийся над ведрами с горячей водой, которую нагревали кипятильниками для полива катка. Весь костюм мигом отсырел.

Пар начал быстро проникать к телу через влажную одежду, и он, сев на лавочку, смог стянуть смёрзшуюся обувку. Кеды застыли в камень, резиновая подошва абсолютно не гнулась.

Пальцы ног и ступни, оказывается, замерзли более всего, они просто окаменели, а когда начали отходить, он чуть не завыл от боли, подпрыгивая на низкой скамеечке. Мучения продолжались недолго, но за эти минуты успел попрыгать по всей скамье для раздевания, занимавшей пространство от стены до стены, и в сердцах порвать тесёмку на шапке, которая завязалась узлом и не желала поддаваться малоподвижным пальцам. Теперь две связанные в одну тугим узлом тесёмки болтались на левом ухе шапки. Разозлившись, Юрик оторвал их окончательно. Блаженное тепло проникло к телу вместе с паром от кипятильников. Боли в ногах и пальцах рук, будто под ногти загоняют иголки, окончились, он размяк и прислонился к стенке спиной.

Неужели теперь бежать обратно? Черт побери! Ему сделалось жарко. Какого черта он сюда прискакал? Сидел бы спокойно в общежитии, делал уроки, воскресенье же. А Бобби просто рехнулся: зимний футбол в сорок градусов.

Однако делать нечего, набравшись храбрости, Бармин покинул свой приют и трусцой устремился в обратный путь, помахав рукой на прощанье неутомимым Бобби и Стальному Коню, у которых в капиллярах вместо крови тек чистый антифриз. Не успел выбежать с заснеженного стадиона на дорогу, как почувствовал, что костюм его ненормально замерзает. Не он, Бармин, а именно костюм. Пропитавшись водяным паром, на морозе ткань мгновенно стала жёсткой, смерзлась, и одежда превратилась в космический скафандр, который трещал при движениях, словно жестяной короб. Не хватало ещё порвать новую вещь.

С бега перешел на шаг. Тут вдруг резко прокололись мочки обоих ушей, словно мороз выступил в роли хирурга, готовя их под ношение серёжек. Шапка без тесёмок больше не защищала, а перчатками, которыми он попытался прикрыть уши, сами были ледяными. Пришлось снять, прижать локтями к бокам, а пальцами согревать уши, тереть нос и щеки. Вот тут-то и прихватило по-настоящему руки, так что на бегу он не смог натянуть перчатки, только дул изо всех сил в кулаки, пытаясь согреть. Но тщетно. Тогда он бросился со всех ног вперёд, не обращая внимания на скрежет своей одежды.

Под ногами треснуло, будто речной лед на слабой полынье, он чуть не упал. Подошвы вьетнамских кед разломились пополам. Из них торчали наружу шерстяные носки. Юрик изумился: «В чём же я теперь на физкультуру ходить буду?»

Ждать и стоять было некогда, бежать невозможно, он кое-как запрыгал вперед, но взобраться вверх по обледенелой лестнице на сломанных подошвах оказалось делом невозможным. Когда осознал это после нескольких неудачных попыток, окончившихся падением почти с середины, то есть с высоты пяти метров, без колебания принялся расшнуровывать странно белыми пальцами, снял, отбросил в сторону и полез наверх по сугробу рядом с лестницей в одних шерстяных носках.

Страница 40