Сезон крови - стр. 14
В квартире было темно, в гостиной, на тумбочке возле дивана, горела единственная настольная лампа. Я положил ежедневник Бернарда на кофейный столик, отряхнул куртку от капель дождя, повесил ее в шкаф и пошел искать Тони.
Она стояла у раковины в кухне, уставившись в окно на площадку пожарной лестницы. Я не знал, догадалась ли она о моем присутствии, и прошел вперед; подо мной скрипнул пол. Проникавшие через окно редкие лучики солнца боролись с тенями, разрисовывая ее профиль полосками света и тьмы. Тони по-прежнему не оборачивалась, но по выражению ее лица я понял, что она знает о моем возвращении. Медленно моргая, она смотрела на выставленные в ряд на пожарной площадке глиняные горшки.
– Через несколько недель наступит весна, – сказала Тони, вытирая руки посудным полотенцем.
– Уже прямо не терпится.
– Мне тоже. – Она повесила полотенце на кран над раковиной. – Я хочу в этом году посадить какую-нибудь зелень. Может, петрушку. Не помню даже, когда у меня в последний раз был двор… настоящий сад, но…
Она умолкла, не договорив. Я подошел к буфету, схватил кружку и налил себе остатки из кофейника.
– Невероятно, ты решила наезжать на меня сегодня? Я делаю что могу, Тони.
Она наконец отвернулась от окна и встала, облокотившись о раковину.
– Я не наезжаю. – Внезапно она стала сама невинность с честными глазами. – Не поверишь, но я вовсе не пытаюсь унизить тебя при каждом удобном случае.
Я отпил кофе. Едва теплые помои.
– Я, наверное, пойду в душ.
– Завтракать будешь? – спросила она. – Мне надо сбегать в магазин, но у нас еще есть яйца.
Я взглянул на часы. Было только одиннадцать с минутами, но казалось, что уже намного больше.
– Нет, я не голоден. Просто хочу ополоснуться, сесть и спокойно разобрать вещи Бернарда, которые привез с собой.
– Все в порядке?
– У нас возникли кое-какие вопросы, но, подозреваю, так всегда выходит, когда кто-нибудь совершает самоубийство.
Я протянул руку мимо нее, вылил кофе в раковину и поставил кружку на кухонную стойку. От Тони смутно пахло кокосом и еще чем-то неопределенно мыльным.
– Тебя это не удивило, ведь так?
Она догадалась, что мои слова были скорее утверждением, чем вопросом, но все равно ответила едва заметным кивком.
– Мне жаль, что он так поступил, – негромко произнесла она, – но меня это не удивило.
– Почему?
– Жизнь может быть суровой. Не всем она под силу.
– Бернард тебе никогда особенно не нравился.
– Я не очень хорошо его знала.
Я вгляделся в ее глаза.
– Ты совсем не умеешь врать.
Тони оторвалась от кухонной стойки и подошла к столу.
– Давай не будем сейчас устраивать разборки, а?
– Ты тоже знала его много лет.
– И мне жаль, что он умер, Алан. – Она подхватила сумочку с одного из кухонных стульев, закинула ремешок на плечо и повернулась ко мне. – Но ты спросил, удивилась ли я. Нет, не удивилась. Бернард был странным. Он жил с матерью до самой ее смерти, так и не нашел девушки. Я вообще не слышала о каких-то его отношениях с женщиной – или мужчиной, или с чем угодно, если уж на то пошло. Он продавал машины, как будто даже не осознавая, что является живой карикатурой на продавца подержанных автомобилей. Да, Бернард умел быть милым и всегда вел себя со мной вежливо, но мы оба знаем, что он вольно обращался с правдой и бывал уклончив. В нем всегда проглядывало что-то неприятное, Алан.