Сейчас. P.S. Во веки веков - стр. 9
Домой я вернулась через неделю, когда восстановили транспортное сообщение. Всю дорогу я не выпускала из рук «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи, которую, подмигнув, Димка сунул мне в руки на прощание.
4. Глава 3
«Беда многих в том, что они недолюблены...
Это такая свистящая дыра в каждом сердце, для заполнения которой годится всё…»
Михаил Эпшнейн "Клейкие листочки"
Что такое одиночество? Интересно, когда человек впервые начинает испытывать это чувство? Такой холодный тугой узел в районе лопаток, от которого по плечам бегают мурашки. Когда ребенок начинает нуждаться в принятии и понимании? В год, в три года, в пятнадцать лет? У меня нет точного ответа ни на один из этих вопросов. Если вернуться в моё самоощущение в детстве, то главной чертой, отличающей меня от других детей, было одиночество. Я была одинока. Это саднящее душу чувство неразрывно связано со мной с самых ранних лет. Я была странной, не от мира сего. Одновременно я была достаточно бойкой, чтобы играть со сверстниками, и в то же время лучшей компанией для меня были книги и моё воображение. От меня ждали активных игр с другими детьми, проявления лидерских качеств, большого количества друзей. Таких детей все любят, им умиляются, ими хвастаются. Я была другая. Мне не нужны были друзья, я придумывала игры самостоятельно, и иногда совсем не хотела выходить на улицу. Я отличалась от сверстников, мой воображаемый мир был в разы интересней любой придуманной ими игры. Они это чувствовали и не всегда охотно принимали меня в команду. К тому же в играх я старалась стать главной, мне хотелось, чтобы со мной считались и ко мне прислушивались. Из моего детства я вынесла одну истину: если ты не от мира сего, значит, надо создать свой мир, который будет жить по твоим правилам.
Я была единственным ребенком в семье, где было не принято проявлять открыто свои чувства. Безусловно, родители меня любили, но не умели выражать свою любовь, кроме как заботой – я была сыта, одета, обута и регулярно получала свою порцию детских развлечений. Но у нас дома не было принято обниматься, желать спокойной ночи и беседовать по душам перед сном. Моя потребность в нежности и ласке была огромной, мне хотелось внимания и объятий, все мои действия и поступки были продиктованы желанием нравиться, чтобы меня одобряли и принимали меня.
Однажды летом, мне тогда было лет шесть, гуляя по пустырю, заросшему полынью, я увидела улитку. Какое странное создание, подумала я, и начала пристально рассматривать её. Молчаливая, задумчивая, она была хоть и не самой быстрой, зато самой целеустремленной, на мой взгляд. Надо иметь силу воли и цель, чтобы передвигаться к ней с такой мизерной скоростью.
Подумала, что мне не помешает компания, которая не будет насаждать мне свои правила, которая просто будет рядом. И пусть улитка будет молчать, зато я могу ей рассказывать всё, что придумывает моя голова.
Тогда я насобирала улиток, посадила их в красную коробку из-под обуви, которую наполнила травой, и поставила на подоконник. Когда я читала, они ползали по оконному стеклу, оставляя за собой скользкий призрачный след.
Иногда я собирала трёх «подружек» вместе и рассказывала им, что в этот раз выдумала. Я разговаривала с ними, показывала нарисованные мной сказки, делилась планами. А они молча сидели на листьях и шевелили рожками. Однажды я пришла домой и не застала их на обычном месте. Мама выпустила их на волю, потому что за окном был сентябрь, и жизненный цикл этих созданий подходил к концу. Я была безутешна.