Северный шторм - стр. 43
– Доложи: пусть будут готовы скоро отправиться в свой недостойный рай! – без раздумий ответил Вороний Коготь. – Мы пришли сюда за тем, что принадлежит нам по праву. Отдайте Гьяллахорн, и тогда мы пощадим вас и вернемся домой. Иных условий мы не приемлем!
– Хорошо, я в точности передам ваши слова Апостолу Защитников Веры, – кивнул Сардо и откланялся. Добавлять что-либо еще Крестоносец не стал, поскольку счел, что его долг выполнен. И даже перевыполнен, потому что парламентер вернулся от норманнов целым и невредимым. На всем пути от вражеского штаба до ожидавшего его за городом автомобиля майор ежеминутно оглядывался – видимо, никак не мог поверить, что язычники не собираются приносить его в жертву своим кровожадным богам…
– Они в большинстве, но все равно не уверены в собственных силах, – подытожил Торвальд для Фенрира итоги коротких переговоров. – Мы для них словно дикий медведь, которого проще пристрелить издали из ружья, чем лезть на него с рогатиной. Но что будет стоить такой охотник, когда медведь подберется к нему и сломает ружье?.. Займись этим, форинг. Только не воспринимай мои слова буквально и не уничтожай без нужды главное оружие Крестоносцев. Буду тебе крайне признателен, если ты подаришь мне хотя бы один боеспособный трофей из их богатой коллекции. Я хочу, чтобы твои фьольменны выступили в путь прежде, чем трусливый майор доберется до своего Апостола.
– Задача ясна, дроттин, – с готовностью ответил Фенрир и повернулся к хольдам: – Кнут и Свейн, вы слышали приказ: через десять минут выступаем! Нильс, ты остаешься здесь… Разрешите идти, дроттин?
– Иди, форинг… Нет, постой секунду! Возьми-ка с собой моего сына и его русского друга. Ты их знаешь – ребята покладистые, обузой не станут. Заодно поучатся у вас кое-чему. Да и с вами им будет намного безопаснее, если ватиканцы нанесут удар прежде, чем вы доберетесь до места…
За две недели, что миновали со дня вторжения конунга Грингсона в Святую Европу, Ярослав немного привык к пропахшей адреналином и порохом атмосфере войны. На пару с побратимом княжич успел поучаствовать в штурме Дюссельдорфа и Бонна. Пусть в арьергарде, но стрелять по живым людям («Врагам! – всегда поправлял себя Ярослав, когда вспоминал об этом. – Я стрелял по врагам, которые только и ждали, чтобы вцепиться мне в глотку!») Ярославу и Лотару пришлось. Княжич, правда, не был уверен, что он в кого-либо попал, но, когда дружинники из их группы сталкивались с Защитниками Веры, он открывал огонь вместе со всеми. Поначалу просто за компанию, наугад. Но, перестав впадать в панику от грохота выстрелов и свистящих над головой пуль, Ярослав приучил себя экономить патроны и выискивать конкретную цель.
Лотар хвастался, что ему удалось подстрелить трех «ватиканских ублюдков». Дабы не ударить в грязь лицом перед побратимом и в то же время не слишком грешить против истины, Ярослав утверждал, что убил одного противника и одного ранил в руку. Разумеется, Торвальдсон все равно обсмеял столь скромные успехи товарища, однако признайся, княжич, что не видел, куда попадали его пули, сарказм Лотара звучал бы гораздо язвительнее.
Княжич мысленно воздавал хвалу Видару за то, что тот дозволял наносить боевую раскраску не только кровью лично убиенных врагов. Иначе после каждого штурма Ярослав сверкал бы непозволительно чистой для участвовавшего в бою видариста физиономией, а это выглядело бы весьма постыдно.