Сеть Сирано - стр. 24
– Не реви! – сказала тетка, – разберемся!
– Ты лучше почитай, что он о себе пишет! Писун, блин.
Тетка открыла Епифановское досье и углубилась в чтение.
«Честен, прямолинеен, груб. Активен, агрессивен, вероломен. Нахален, страстен, рьян. Заботлив, нежен, обходителен. Застенчив, печален, угрюм. Циничен, артистичен, приставуч. Послан, брошен, забыт. Свободен, настырен, нагл. И все это в зависимости от направления ветра, времени года и часа суток. Короче, со мной, подружка, не соскучишься. В женщинах ценю чувство юмора и трехзначный, как минимум, «IQ» . Отсутствие последнего легко переживаю и довольствуюсь тем, что есть. Свободно изъясняюсь на трех языках, один из которых «феня». Легко перехожу от витиевато-образных выражений на короткие междометия и горловое урчание. Остро чувствую фальшь в любых ее проявлениях, не терплю снобизм, пессимизм и трендизм. Пеку блины, жарю картошку, а к мясу, вообще, никого не подпускаю. Люблю кормить, поить и любоваться. В хороших руках отогреваюсь и сам излучаю тепло. И только попробуй мне подмигнуть! На все остальные знаки внимания отвечу с благодарностью».
– Недурно,– удивилась тетка, – кто бы мог подумать.
– Да уж! – согласилась Чигавонина, – раньше он только одним местом хорошо соображал.
Надькино лицо неожиданно скривилось и покраснело. Из глаз полились частые мелкозернистые слезы.
– Не реви! – тетка вынула из кармана платок и протянула Надьке, – хочешь, я тебе его отсюда достану?
Надька хлюпала носом, комкая в руках бесполезный платок.
– Чего молчишь? – не выдержала тетка.
– Да боюсь, я Тань, – Надька расправила на коленях заметно увлажненный платок и, любовно его поглаживая, продолжила, – ты только пойми меня правильно. У меня на Епифанова как бы права… Дочь общая, алименты… А тут еще Витка Чмух, считай, не чужая… И ты, Тань, тоже женщина одинокая, ласки мужской незнавшая. А тут Епифанов – наш старый друг, лучше новых двух…
– Какие новые, Надь? Какие старые? – не выдержала тетка, – когда никаких нет!
– Так тебе, Тань, вроде и не надо было никогда?
– Вроде и не надо, – согласилась тетка и, помолчав, добавила как-то не очень твердо: – Не надо было никогда.
– А что изменилось, Тань? – насторожилась Чигавонина, – не пугай меня. Неужели у тебя кто появился?
– Не знаю, Надя, что тебе и сказать, – растерялась тетка.
До нее именно в этот момент дошло, что все эти учебные бдения в сайтах знакомств, привнесли в ее серую жизнь какую-то свежую, приятнободрящую струю.
– Представляешь, Надь, я вот только сейчас, буквально сию минуту поняла, что мир – он большой! Мир, Надь, не побоюсь этого слова, он – громадный! И одновременно, он очень маленький и компактный. Даже, я бы сказала, тесный. И буквально под завязку набитый людьми. И эти люди в нем как медведи. Толкаются, дерутся, в лучшем случае трутся друг о друга спинами, а глазами в глаза посмотреть не решаются. А ты спроси, почему, Надь?
Чигавонина молча пожала плечами. Тетка вышла из-за стола и открыла форточку.
– Душно как-то, не находишь? – она выудила из пачки сигарету и снова задумалась.
– Почему, Тань? – подала голос Надька.
– А потому, Надь, что боятся! – оживилась тетка, – потому, Надь, что в стае зверей прямой взгляд – это явная агрессия. Наглая, ничем не прикрытая угроза. И вот мы все бежим от этого кошмара, спасаемся, прячемся в своих заповедных скорлупках, футлярах, панцирях. Мы, Надь, как улитки-скопидомки: зыркнули сердито и в кусты. А мир, Надь, я повторюсь, большой! Он, Надь, ведь для того и предназначен, чтоб люди в него заходили иногда энергию свою поизлучать. Поделиться ею с другими людьми. Ну и получать от них взамен ответные импульсы. Люди, Надь, они ведь, как аккумуляторные батарейки. Им подзарядка нужна. В виде простого человеческого общения. А когда такового не происходит, страшные, Надь, вещи происходят.