Сестры Гримм - стр. 50
Но, наконец, настало время, когда уже ни Скарлет, ни сама Эсме больше не могли не замечать признаков болезни. Бабушка съездила к врачу, и худшие страхи были подтверждены. Внучке пришлось смириться с тем, что вместо научных экспериментов ей придется довольствоваться выпеканием кексов и тортов.
После того причудливого сновидения, в котором ее вены почернели, подарив ей абсолютное единение тела и духа, Беа обрела новую веру в себя и начала кое-что замечать. Кое-что такое, что заставляет ее гадать, не соответствуют ли истине те невероятные истории, которые все время рассказывает ее мама. Может быть, в них все-таки что-то есть? С рациональной точки зрения это кажется невозможным, однако теперь Беа была вынуждена раздвинуть границы того, что считала возможным.
В последнее время девушка обнаружила, что знает, что люди скажут еще до того, как они это говорят. Нет, не дословно, но отчетливо представляет себе общую суть. Еще ей заранее было известно, кого и когда она увидит. На прошлой неделе Беа вообще привиделись почти все вопросы письменного экзамена по этике, что можно было бы объяснить усердным изучением предмета, вот только на самом деле эти вопросы приснились ей минувшей ночью. Это все еще далеко от тех таинственных предчувствий, о которых заявляет мама, но все равно довольно необъяснимо.
В результате Беа, к ее собственному недоумению, теперь специально подходит к некоторым воротам, разглядывая их в поисках каких-то аномалий, признаков того, что они не совсем то, чем кажутся на первый взгляд. Однако она все-таки не стала пытаться пройти через одни из таких в 3.33 ночи, правда пока не очень понимает, по какой именно причине: то ли потому, что до сих пор не решается поверить россказням своей мама о фантастических мирах, то ли потому, что в свою первую четверть войдет только 1 ноября. Если в эту ночь Беа не найдет себе занятий получше, то, возможно, все-таки попробует пройти.
– В детстве ты могла проделывать все это во сне, – говорит по телефону мама. Она звонит куда чаще, чем хотелось бы дочери.
– Ты всегда так говоришь, – отвечает Беа. – Прекрати, из-за тебя я чувствую себя ущербной.
– Por que?[29] Должно быть наоборот. Подожди немного и увидишь сама.
– Я всего этого не помню, и сейчас мне ничего об этом не говорит, так что… – Беа пожимает плечами. – Я знаю только одно – есть огромная разница между тем, что обо мне говоришь ты, и тем, как себя чувствую я сама.
– Перестань пожимать плечами, – говорит мама. – Это вредно для осанки.
– Перестань меня пилить, – отвечает Беа. – И я вовсе не пожимаю плечами.
– Ты можешь лгать кому угодно, только не мне. Так ты роняешь свое достоинство, к тому же это чертовски раздражает. Por amor al… demonio![30]
– Как же ты сама меня раздражаешь! – Беа хочется бросить трубку. – И я не понимаю, почему ты все время рассказываешь мне эти нелепые байки – на моем месте любой решил бы, что ты хочешь опять быть запертой в лечебнице Святой Димфны. Я-то думала, что тебе уже осточертела психушка.
Ее мама молчит.
– Если тебя кто-то подслушает, – продолжает дочь, не в силах упустить возможность лишний раз надавить на больное место, – они решат, что у тебя рецидив.
– Это лишь потому, что у большинства людей воображение на нуле, а ума и того меньше. Даже если ты проведешь их через врата и будешь держать за руку до самого рассвета, потом они все равно заявят, что это был всего лишь сон.