Сестры - стр. 27

Сварить столь желанную картошку уже не могла. Медленно-медленно, едва шевелясь, умылась, вымыла ноги и, не раздеваясь, легла рядом со спящим малышом. Уснула крепким сном без сновидений, словно провалилась в темную яму.

Осень стоит холодная. Мария накинула пальтишко на голову, спустилась по стылым скрипучим ступеням к почтовому ящику. Из газеты выпал тоненький конверт, подписанный чужим почерком. Зашлось, заколотилось сердце от предчувствия беды. Вернулась в дом, надорвала конверт, вынула небольшой листок: «Пропал без вести» – читала несколько раз последние слова об отце. «Что значит «Пропал без вести»? Как? – думала она, – у кого спросить? У Ириного отца?» Торопливо замотала голову старой шаленкой, сунула ноги в валенки, на ходу застегнула пальто. Побежала к Ире. Отец ее, высокий худой старик, с седыми усами и рыхлым большим носом, только что пришел с ночной смены. Не торопясь мыл руки, вытер полотенцем, опустил рукава рубашки, взял листок из рук Марии.

– Что стоишь у порога? Проходи, раздевайся, позавтракаешь с нами, чем богаты, – сказал он приветливо.

На столе дымилась картошка, стояла полная тарелка белой сочной квашеной капусты. Мария прошла, села на табуретку, не раздеваясь, не отрывая тревожных глаз от старика. Он долго читал, надев очки.

– Бывает, – сказал он раздумчиво, – может, в плен попал раненый, может, какая другая оказия. Ты не убивайся, нет его, значит, в мертвых. Пройдет время – объявится.

Как ни экономила Мария, картошка, накопанная осенью в садике, кончилась. Полученные в последний раз в этом году по аттестату деньги были на исходе. Мария тянула до зимних каникул.

Сразу после нового года пошла в военкомат. Мороз градусов сорок с ветром, и пощипывало щеки. Куржак склеивал ресницы. Навстречу торопливо шли закутанные в шали женщины, выбрасывая изо рта облачка пара. Утонули в снежных шапках крыши домишек. Скользкая дорога поблескивала длинными желтыми лентами льда, отполированными полозьями саней.

Во дворе военкомата людно: толпились парни в телогрейках, старых суконных полупальто, с мешками, подвязанными веревками за спиной, сновали военные в шинелях, полушубках. Стояла полуторка с зеленым фанерным ящиком в кузове.

В коридоре не протолкнешься, накурено так, что люди, казалось, плавали в дыму. Она не знала, к кому обратиться, решила идти к военкому.

– Вы по какому вопросу? – остановила ее машинистка, она же секретарь. Мария протянула листок, где было написано: «Пропал без вести».

– Я за аттестатом, – секретарь взяла листок и прошла за обшитую коричневым дерматином дверь. Мария ждала. Вышли, возбужденно разговаривая, несколько человек военных, другие зашли. Наконец, девушка выпорхнула из двери.

– Вам не положен аттестат! – и застукала на машинке. Мария окаменела.

– А как же теперь? – растерянно спросила она. Она осталась без всяких средств к существованию.

– Что, как же? Я вам русским языком сказала: вам не положен аттестат. Что вам не понятно? Ваш отец пропал без вести. Неизвестно, что с ним случилось. Может, добровольно сдался в плен!

– Что вы?! – испугалась и возмутилась Мария. – Он коммунист! – сердито повернулась и вышла. «Добровольно сдался. Трижды умрет, а не сдастся. Зачем так? Не знает человека, а оскорбляет». Она шла быстро, сжимая в варежке последние десять рублей и хлебную карточку. Нащупав бумажки, тоскливо подумала: «Что теперь делать? Как быть? Идти на завод работать? Учиться не придется. Вспомнила отца: «Учись, дочка, кончай десятилетку!» – просил он. Как она ему скажет, что бросила школу? И сама мечтала о техническом ВУЗе. «Деньги пока надо тратить только на хлеб. Если бы картошка или какая-нибудь крупа, ну, хотя бы овес, на худой конец. Ничего нет. В доме шаром покати». Она перебирала пальцами, считала, сколько осталось месяцев до окончания учебы: полгода надо дотянуть. Вспомнила сестру Валю. «Она ничем не поможет. Еще до войны сама кусок хлеба просила, когда ехала мимо Новосибирска на практику».