Сестра Керри - стр. 27

– Заходите после спектакля, – предложил Герствуд. – Я хочу вам кое-что показать.

– С удовольствием, – обрадовался Друэ.

– Но, может быть, вы чем-нибудь заняты сегодня? – спросил управляющий баром.

– Нет, ничем.

– Тогда заходите после театра.

– В пятницу, по дороге сюда, я познакомился с очаровательной девчонкой, – сказал при прощании Друэ. – Надо будет, черт возьми, непременно навестить ее до отъезда.

– На что она вам сдалась! – отозвался Герствуд.

– Вы не знаете, какая это красотка, – конфиденциальным тоном сообщил Друэ, стараясь произвести впечатление на приятеля.

– Итак, в двенадцать, – напомнил ему Герствуд.

– Да, да, – сказал Друэ, выходя из бара.

Вот каким образом Керри была упомянута в самом легкомысленном и веселом месте как раз в то время, когда маленькая труженица горько оплакивала свою жалкую участь, которая была почти неизбежна для нее на первых порах новой жизни.

Вечером, вернувшись к сестре, Керри почувствовала что-то новое в атмосфере, чего не замечала раньше. Собственно, никакой перемены не произошло, но сама Керри изменилась, и это позволило ей лучше разобраться во всем, что происходит. После того как Керри вернулась накануне в таком хорошем настроении, Минни ожидала услышать веселый рассказ о ее работе. Гансон тоже предполагал, что Керри будет вполне довольна.

– Ну, – начал он, подойдя в рабочей одежде из передней к двери столовой, где была Керри, – как твоя работа?

– Очень тяжело, – ответила девушка. – Мне там не понравилось.

Выражение ее лица говорило яснее слов, что она устала и разочарована.

– А что у тебя за работа? – спросил Гансон, задерживаясь на секунду, перед тем как пройти в ванную.

– У машины, – ответила Керри.

Чувствовалось, что это занимало его лишь постольку, поскольку имело какое-то отношение к его семейному благополучию. Гансон был слегка раздражен: надо же было так случиться, что Керри недовольна, хотя ей и повезло.

Минни возилась на кухне уже с меньшим воодушевлением, чем за минуту до прихода Керри. Шипение мяса на сковородке не доставляло ей удовольствия после жалобы Керри.

А между тем единственное, что могло бы порадовать Керри после такого дня, – это возвращение в приветливый дом, сочувствие семьи, уютно накрытый стол и чтобы кто-нибудь догадался сказать: «Ну, ничего! Потерпи немного. Ты еще найдешь что-нибудь получше!»

Но все ее надежды разлетелись в прах. Керри стало ясно, что ее сетования кажутся обоим супругам неосновательными. Она должна работать и молчать.

Керри знала, что ей придется платить четыре доллара в неделю за свое содержание, и видела, что жизнь с этими людьми не сулит ей ничего, кроме тоски.

Минни не годилась ей в подруги: она была намного старше. На все у нее были свои, сложившиеся сообразно с обстоятельствами ее жизни, воззрения. Гансон же, если у него и мелькали жизнерадостные мысли или бывали приятные ощущения, тщательно скрывал их. Казалось, вся происходившая в нем психическая деятельность не нуждалась в физическом выражении. Он был безмолвен, как заброшенный дом.

В Керри между тем текла горячая кровь юности, и она была не лишена воображения. У нее все было еще впереди: и ухаживания, и любовь с ее тайнами. Ей нравилось думать о том, что она хотела бы сделать, о платьях, которые она хотела бы носить, о тех местах, где хотелось бы побывать. Вот вокруг чего вертелись все ее помыслы; и то, что здесь никто ее не понимал и не сочувствовал ей, она воспринимала как препятствие каждому своему шагу.