Серый пилигрим - стр. 12
Стянув мокрый сюртук и штаны, юноша развесил их на спинках стульев сушиться. Один за другим проверил карманы…
И вот тут-то не удержался и вскрикнул в голос.
Кошелька на месте не было!
2
Валемир, год 237-й от Разлома, осень
За завтраком Барт сидел мрачнее тучи, вяло ковыряя вилкой колбасу и отмахиваясь от расспросов. После нехотя поплелся в лавку. Бонацио уже давно там. Хотя, это даже к лучшему. Если бы он застал Барта за столом, то уж точно не отвязался бы, пока все не выпытал. Более занудного типа Счастливчик не встречал. Вылитый папаша, разве что мозгами природа не наградила.
Лавка занимает весь первый этаж особняка Твинклдотов и, в отличие от жилых помещений, имеет выход не в узкий проулок, а прямиком на торговую площадь. В общем, местечко что надо, и от недостатка посетителей «Твинклдот и сыновья» не страдают. Тем более что товары их – в основном бакалея да разная подержанные вещи – хоть и не приносят большой прибыли, но и на прилавках не залеживаются.
А в подвале дядюшка Донателло варит неплохое пиво. Правда, продает он его оптом в близлежащие таверны. Барт сколько раз уже намекал дяде, что, если бы они сами открыли кабак, то можно было бы вовсе забросить всю эту торговлю мылом да крупами и жить припеваючи. Но Индюк почему-то не хочет связываться с этим делом, полагая содержание питейного заведения занятием не вполне добропорядочным и благородным. Тьфу! А скупать у пропахших навозом фермеров из окрестных деревень всякие там бобы и кукурузу, а потом перепродавать ее с наваром в несколько лир с корзины, выходит, благороднее?!
– Барт, ты где шляешься все утро? – забубнил Бонацио, едва завидев его на пороге. – Я же не могу один со всем управляться. Хорошо, покупателей пока мало…
Покупателей, как можно было заметить, пока нет вообще. Бонацио же занят размещением ассортимента на прилавке. Как всегда по осени, Индюк закупил свежих овощей и фруктов, и толстяк размещает их в неглубоких ящиках, под наклоном установленных на прилавке. Работа как раз для него – аккуратно, разве что язык не высовывая от усердия, укладывает на полках морковку, луковицы, яблоки. Все, как полагается: самые чистенькие и красивые – снаружи, на виду, а те, что с червоточинкой или с ушибом на боку – в глубине. Придет какая-нибудь хозяйка за продуктами – сунешь ей два-три хороших для вида, а еще парочку поплоше. Так всё и сбагришь.
Впрочем, как раз этого-то бедняге Бонацио не дано. Поставь его к прилавку – будет подавать только то, что просят. Постоянные клиентки давно уже этого простофилю раскусили. Как завидят – тут же к нему и давай командовать. Этого мне, дескать, получше, да этого покрупнее, да чтоб без гнильцы, да самого спелого. А Бонацио знай себе хлопает своими белесыми, как у коровы, ресницами да смущенно кивает. Да уж, нет в младшем индюшонке торговой жилки…
– Тебя Матео искал. Говорит, ты ему обещал чего-то. Только что заходил. Ты его не видел?
– Нет, – отмахнулся Барт. – Надо будет – еще зайдет.
Он уселся на край прилавка и легонько, самыми кончиками пальцев, пробежался по струнам захваченной из комнаты лютни. Инструмент старый, капризный, так что настраивать его приходится каждый раз перед игрой. Впрочем, Барта это ничуть не огорчает. Музыку он всегда любил, и играл, по его мнению, достаточно сносно, хотя и был полнейшим самоучкой. Помнится, в детстве мечтал стать бардом и путешествовать через пустоши от города к городу, слагая баллады и выступая в уютных тавернах. А еще лучше – в залах каких-нибудь знатных господ.