Серые ублюдки - стр. 3

Бермудо скривил рот от отвращения, и тогда заговорил зевающий кавалеро, чьи губы вытянулись в довольную усмешку.

– Я бы никогда не заплатил за женщину, готовую лечь с полуорком.

– Тогда можешь трахнуть свою лошадь, – пророкотал Овес.

У новичка-кавалеро округлились глаза, а Шакал только улыбнулся.

– Он прав. Во всем Уделье ты не найдешь шлюху, которую мы не попортили. И я уверен, они возьмут монету и у тебя, но не расстраивайся, парень, если они не заметят, когда твой розовый отросточек окажется у них внутри.

Молодой мужчина весь ощетинился. Приглядевшись к нему, Шакал увидел, что его усы не смогли скрыть заячьей губы. Остальные шестеро неуверенно смотрели в затылок Бермудо, ожидая его указаний. Шлем капитана висел у него на седле, и у Бермудо не было копья, но рука сама собой потянулась к рукояти меча.

– Затеешь беду, – проговорил Бермудо, посуровев, – и я протащу тебя за лошадью до твоего удела. И плевать, о чем ты там договорился с Игнасио, будь он проклят.

Шакал сунул большие пальцы за пояс, поближе к своему клинку. Он умел держать позу не хуже капитана.

– Здесь никто не ссорится.

– Если только вы не начнете, – вставил Овес.

Бермудо бегал глазами от Шакала к Овсу и обратно. Действительно ли он думал пролить кровь? Неужели этот самонадеянный засранец был готов рискнуть, устроив бой, лишь бы сохранить лицо перед кучкой вельможных отщепенцев, которые восседали в новых седлах и тешились влажными мечтами о героизме?

Бермудо выпятил челюсть, проглотил свою гордость, но прежде чем он успел принять решение, Заячья Губа подошел к колодцу.

– Эй ты, – обратился он Овсу, указывая копьем. – Наполни-ка корыто.

Шакал презрительно фыркнул, увидев, как по толпе новобранцев прокатилась волна шепота и все взгляды их устремились на дерзкого товарища.

Бермудо смотрел на него с предостережением.

– Кавалеро Гарсия…

Юнец только отмахнулся.

– Все в порядке, капитан. У моего отца на вилле прислуживают полуорки. Их нужно держать в руках, не то станут упрямиться. Эти двое, как видно, забыли о дисциплине. Но этот недостаток смирения быстро устраняется. Все зависит от того, как с ними обращаться. – Он лениво посмотрел на Овса. – Я же велел наполнить корыто. К корыту, полукровка!

Шакал услышал напряженный треск дерева, и у Овса побледнели костяшки пальцев, которыми он сжимал ведро. До кровопролития оставались считаные мгновения.

– Вам нужно приструнить вашего новичка, капитан, – сказал Шакал, и это не было предложением. – Он, наверное, не знает, что способен сделать с человеком разъяренный трикрат.

Надменный вид Бермудо понемногу сходил на нет. Как и Шакал, капитан видел, что дело худо. Но стиснул зубы и оставил неподчинение без внимания.

Черт.

Делать было нечего. Осталось выбрать, чьей именно крови пролиться и в каких количествах.

– Итак, капитан, – проговорил Шакал, – что же этот щегол наделал, чтобы его сюда погнали? В карты проигрался? Или нет, Овес угадал, да? Его застали с лучшим жеребцом его папки. Он скакал на нем без седла. Прямо в конюшне.

Напыщенный кавалеро ударил древком копья Шакала в лицо. Ударил так небрежно и лениво, что у Шакала было вдоволь времени, чтобы этого избежать, но он позволил удару достичь цели. Боль застила ему глаза, и он отступил на шаг, прижав руку к пульсирующему носу. Услышал, как Овес недовольно пробурчал, но вслепую протянул свободную руку и положил ее другу на плечо, не давая совершить возмездие. Сплюнув, Шакал подождал, пока у него прояснится в голове, прежде чем выпрямить спину.