Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом - стр. 40
Да, было влияние… Просматривалось, возможно, и своего рода литературное наставничество со стороны Клюева. Но трудно спорить с тем, что в любом случае свершилось классическое «ученик превзошёл своего учителя!»
Алексей Налепин: «Николай Клюев, при всём таланте стихотворца, – ещё и признанный знаток крестьянского быта. И знание это очень активно поэтизировал, вводил в свою поэзию. Кстати говоря, Есенин у Клюева научился очень многому. Есенин писал о Клюеве: “Он весь в резьбе молитв”. Однако всё же у Клюева имелся свой путь, а у Есенина – свой».
…Увы, время шло, действительность неумолимо менялась. Образ крестьянского самородка, подпоясанного верёвочкой, столь затребованный при царской власти, где интерес к экзотическому «народничеству» считался чем-то таким «прогрессивным», потерял былую привлекательность, как только этот самый народ забрал всю власть в свои мозолистые руки.
А ведь можно вспомнить время, когда литературные салоны буквально «на руках» носили крестьянских поэтов-самородков. Примечателен в этом смысле рассказ Алексея Налепина: «Когда я в 1970 году в МГУ писал дипломную работу по сравнительному исследованию проблем фольклоризма в творчестве Сергея Есенина и Николая Клюева, то встречался с поэтом-имажинистом Рюриком Ивневым. Тот тогда ещё жил и здравствовал: он умер лишь в 1981 году. Так вот, мэтр рассказывал, как воспринимались Клюев и Есенин в светских салонах. Считалось за честь, чтобы кто-то из них “приехал этим вечером”. При этом, по воспоминаниям Ивнева, Клюев ещё и кокетничал, капризничал, решая: поедет он или нет. Хозяйка салона звонила Клюеву, просила приехать, говорила, что “пошлёт машину”, на что Клюев жеманно спрашивал: а что, мол, вообще это такое – “машина”? Та увещевала: “Она вас довезёт прямо до нашего салона!” На что получала ответ: “Ой, нет-нет, ваша машина – это что-то такое от дьявола!” Это была своего рода картинная “распутинщина», возникавшая не только в жизни, но и в литературе».
Мода переменчива, и литературная в том числе. Стараясь поддерживать капризный интерес любителей поэзии, Есенин резко меняет имидж – становится этаким «денди в дорогом цилиндре». Отходит от «крестьянства» в поэзии (во всяком случае – от чисто внешних форм). Всецело поддаётся метаморфозам, которые превращают его в сторонника чистых форм, изящных образов – «имажей». Есенин-имажинист не похож на Есенина-крестьянского паренька не только чисто внешне, но и внутренне.
Владимир Гусев: «Есенин – лёгкий человек в этом смысле: он не считал, что основал какую-то там литературную школу или стал родоначальником какого-то литературного направления. Он не посчитал зазорным примкнуть к имажинистам, уже позиционирующих себя отдельным литературным направлением. Есенинские “имажи” довольно любопытны (“…изба-старушка челюстью порога / жуёт пахучий мякиш тишины…”), но поздней лирике Есенина всё же явно уступают».
Кстати, многие исследователи считают, что вроде как безобидное на первый взгляд увлечение имажинизмом сильно повредило Есенину как автору.
Евгений Рачин: «Есенин, увлёкшись имажинизмом, в своём творчестве последних лет следовал его принципам. В некоторых стихах о природе, в лирических стихотворениях он превратил стихосложение в своего рода вышивание поэтических картин с помощью слов. Такие же картины – и некоторые его маленькие поэмы, и его драматические поэмы “Пугачёв”, “Страна негодяев”. Считаю, что именно из-за этой своей увлечённости имажинизмом Есенин не дошёл до более зрелого подхода к поэзии, то есть до художественного реализма, наполненного образным видением мира. Точнее, он не смог достаточно ясно сформулировать своё творческое кредо образного реализма – в поэзии и культуре вообще».