Размер шрифта

Серебряный век в нашем доме - стр. 31

. Зато в аналитической статье П. Губера, посвященной обзору поэтических новинок года, где, в частности, речь идет о нарождающейся опасности эклектизма приемов, тем и настроений, в котором “легко теряются люди с еще не установившимся поэтическим темпераментом”[52], автор проницательно воспринял “Лето” как обещание. “Всеволод Рождественский, – писал он, – <…> совсем молодой поэт, очень непосредственный, очень искренний, но еще не нашедший себя, еще беззащитный против разнообразных <…> литературных влияний, напирающих на него со всех сторон. <…> Рождественский весь в будущем. Он может стать заметной величиной”[53]. (Любопытно, что в той статье П. Губер упрекал Георгия Иванова в чрезмерном увлечении “техническим арсеналом” и пренебрежении к подлинным источникам поэтического вдохновения, что, в более грубой форме, Георгий Иванов ставил в вину Всеволоду Рождественскому.) Борис Эйхенбаум, рассматривая “Лето” в контексте традиций русского стиха, находит здесь один из знаков грядущего поворота “к новой «высокой»” лирике. “Наша молодежь осторожно и внимательно учится у «классиков», заостряя те тенденции, развернуться которым суждено в будущем <…> В этом особом преломлении Фетовской традиции, в этом заострении тех его тенденций, которые остались неиспользованными у символистов, – главное своеобразие сборника”[54].

Что до дружбы моего отца с Всеволодом Рождественским, то ей пришел конец в более поздние годы, когда поэт решительно встал на путь конформизма. В одной из магнитофонных записей рассказов отца мелькнуло многозначительное замечание: “Не хочется мне <…> говорить о нем, рассказывая о Блоке”.

“Эхо” и “Лето” увидели свет в 1921 году, обе книги отличались изяществом оформления – обложки и марка издательства работы А.Я. Головина – и внесли свою лепту в поддержку дорогих издателю авторов.

Дельвиг и Анненский

Ко второй линии относится публикация “Неизданных стихотворений” А.А. Дельвига (1922), “Посмертных стихов” и второго издания “Кипарисового ларца” Иннокентия Анненского (1923).

Книга стихов Дельвига, снабженная грифом “Труды Пушкинского Дома при Российской академии наук” и сообщением, что она напечатана “по распоряжению Российской Академии наук” за громкой подписью “Непременный Секретарь Академик С.Ф. Ольденбург”, появилась в 1922 году в количестве двух тысяч экземпляров. В основном она была подготовлена по материалам В.П. Гаевского, часть архива которого незадолго до того, в 1919 году, поступила в Пушкинский Дом, с несколькими добавлениями из “Лицейской тетради” и альбома С.Д. Пономаревой. Вместе с драматическим отрывком “Ночь на 24 июня” и “Приложением”, куда вошли стихи А.А. Дельвига, не включавшиеся до тех пор в его полные собрания сочинений, издание на треть увеличивало доступное читателям поэтическое наследие поэта.

Книга вышла под редакцией М.Л. Гофмана с обстоятельным вступительным очерком, исполненным восторженных похвал и влюбленных оценок, и с его же обширным комментарием. В традициях издательства выглядела книжка строго и не лишена была элегантности – с непременной маркой А. Головина и изысканно подобранным портретом Дельвига в юности (рисунок М.Л. Яковлева, подаренный Пушкинскому Дому М.К. Азадовским).

Рецензия на книгу появилась в том же году в берлинской газете “Голос России” и содержала размышления, оценки и характеристики, которые представляют немалый интерес. “Поэт благородный, поэт хорошего стиля, приятного стиха, светило неяркое, но необходимое для равновесия в так называемой Пушкинской плеяде, – Дельвиг <…> не был значительной личностью. <…> Его значение – историко-литературное и только, – утверждал автор, скрывшийся под инициалами

Страница 31

На следующую страницу