Серебряный век. Письма и стихи - стр. 6

О «Весах» не могу сказать ничего нового. Обидно и досадно смотреть на их умирание. Это умирание, конечно, еще не заметно издали, но для меня, стоящего около, несомненно. Они движутся, но по инерции; говорят, но уже бессознательно. Плачевнее всего, что они, или говоря не фигурально, что Сергей Александрович не сознает положения. Он очень доволен, что я покинул редакторство, делает вид, что сам редактирует, но фактически все дело в руках Брониславы Матвеевны[16]. И надо признать, что она «набила руку» и «навострила глаз» в литературных мастерствах. О том, чтобы «представлять группу», как ты пишешь, не может быть и речи. И если действительно дана будет «Весам» беллетристика, они неизбежно обратятся в собрание литературных безделушек. Став теперь на положение сотрудника, я все более и более начинаю понимать, как был ты во всем прав в своих суждениях о «Весах». Они могли бы ожить лишь при коренной реформе in capite et in membris[17], но на нее почти нет надежд. Однажды ты упрекнул меня в «отступничестве» за то, что я покинул редакторство. Но это было неизбежно. Я задумывался над этим с лета 1904 г. Осенью 1904 Сергей Александрович обещал (как русское правительство) реформы. Они оказались недостаточными. Я ждал, что приедешь ты, что приедет Михаил Николаевич, и все изменится само собой. Но после того, как Сергей Александрович отверг Михаила Николаевича и отверг тебя как соредакторов, мне не осталось больше надеяться ни на что. Я ушел. Даже писать в «Весах» не весело, и я охотно перенес бы центр своей деятельности в «Вопросы», только боюсь их обременить своей личностью. Впрочем, есть еще прибежище – «Искусство», куда я, конечно, очень зван.

Что до моих стихов, то, разумеется, они для всех. Это я и имел в виду, говоря «вплетаться всем телом в гефестову сеть». Поэтому я очень тронут желанием г-жи Рощиной-Инсаровой и буду очень «польщен», если она будет повторять мои строки. Только окончательный ли у тебя вариант «Осени» (или «Умирания любви»)? В 3-ей строфе последние стихи надо читать:

В 4-ой строфе 4-ый стих:

Бледный – над яркими днями – венец.

«Из ада изведенные» – понятно, «Астарта». А посылал ли я тебе «В полдень» («Свершилось, молодость окончена…»), написанное в Финляндии?

Совсем хороши твои стихи в «Вопросах». Но почему нет среди них моего любимого «Сладко месяцу темные реки…»?

О том, какие статьи нужны «Весам», не берусь судить. Приходится спрашивать Брониславу Матвеевну или хотя «самого» Сергея Александровича.

Привет и благодарность за строки Лидии Дмитриевне.

Не напишешь ли мне подробнее свои замечания о моих переводах Метерлинка. Мне важно. И кстати: у тебя ли моя книжка «Serres chaudes»?

24 октября 1905 года, Петербург

А мы, мудрецы и поэты,

Хранители тайны и веры,

Понесем зажженные светы

В катакомбы, в пустыни, в пещеры[18].

Дорогой Валерий,

Я начинал писать тебе, но ничего не выходило из прерываемых фрагментов. Да и что теперь писать?

Говорить ли, как взволновала меня весть о твоей близкой опасности? Решительно, ты заходишь слишком далеко для «наблюдателя», – хотя бы этот наблюдатель был и поэт, царственно обязанный видеть и пережить, – чье «наблюдение» – уже дело.