Серебряные крылья - стр. 10
– Йоста, ужин готов.
Голос мамы слегка дрожал, хотя она постаралась произнести это веселым тоном. Осторожно провела рукой по волосам. Мама переоделась, заколола волосы, надела красивую блузку и выходные брюки.
Вскоре все мы сидели на своих местах. Мама положила на папину тарелку ровно столько свинины, сколько, как она знала, он хочет. Бобы, картошка, жареный лук – все в точной пропорции. Папа смотрел в тарелку. Долго, слишком долго. Мы все трое знали, что это значит. Я, мама, Себастиан.
Мы сидели, словно замерев, запертые в тюрьме, в которой мы с Себастианом жили с рождения, а мама – с тех пор, как она повстречалась с папой. Мы сидели неподвижно, пока папа смотрел в свою тарелку. Затем, словно в замедленной съемке, он сгреб с тарелки еду. Свинину, бобы, лук и картошку. Ему удалось собрать в свой огромный кулак всего понемногу. Другой рукой он схватил маму за волосы – за ее прическу, которую она так долго делала, и ткнул еду ей в лицо. И медленно, тщательно размазал.
Мама не пошевелилась. Она знала, что ее единственная возможность – ничего не предпринимать. Но мы с Себастианом знали, что сегодня это не поможет. Глаза папы смотрели слишком холодно. Бутылка слишком пуста. Хватка за мамины волосы слишком крепка. Мы не решались поднять на нее глаза или посмотреть друг на друга.
Папа медленно поднялся. Стащил маму со стула. На лице у нее я увидела остатки свинины и бобов. Из духовки доносился запах сахара и корицы – там стоял папин любимый яблочный пирог. Я быстро рассмотрела все возможности, что папа будет делать. Все части тела, которые он может выбрать для атаки. Возможно, он вернется к тем местам, где уже побывал много раз. На руках у мамы было пять переломов. На ногах – два. Ребра сломаны трижды. Нос – один раз.
В тот вечер папа, видимо, ощущал творческий порыв. Со всей силы он своей мускулистой рукой быстро и жестко прижал мамино перепачканное лицо к столу. Зубы попали на край стола. Мы слышали звук, когда они сломались. Осколок зуба чуть не попал мне в глаз, но застрял в ресницах, а потом упал мне в тарелку. Между бобами.
Себастиан дернулся, но не решился поднять глаза.
– Ешьте! – прошипел папа.
Мы стали есть. Я убрала вилкой кусок маминого зуба…
– Кофе?
– Спасибо, нет. Мне, пожалуйста, еще шампанского и красного вина.
Керстин взяла бумажный стаканчик с кофе из рук стюардессы, которая отправилась принести то, что заказала Фэй.
– Как ты думаешь, кто это может быть? – озабоченно спросила та.
– Угадать невозможно. И бессмысленно тратить силы на догадки, пока мы не собрали дополнительную информацию.
– Не понимаю, как я могла быть такой наивной… Мне и в голову не могло прийти, что прочие акционеры могут продать свои доли, не поговорив со мной.
Керстин приподняла брови.
– А ведь я предупреждала тебя – большой риск продавать такую значительную часть предприятия.
– Да, знаю, – нервно пробормотала Фэй и огляделась, высматривая стюардессу, которая должна была вернуться с ее бутылками. – Тогда мне казалось, что это оптимальное решение. Среди всего этого – Як и Жюльенна, процесс, истерика в СМИ… И смерть Крис. Я обеспечила капитал и надеялась, что, оставаясь председателем правления, смогу контролировать ситуацию.
– В делах ни на что нельзя полагаться, – проговорила Керстин.