Серебряная клятва - стр. 28

Притихли ехавшие сзади, многие потупились. Янгред снова пришпорил коня и зычно велел:

– Поспешим!

Приказ подхватили. Понесли дальше.

Лучше было достичь леса раньше, чем совсем стемнеет и начнут зажигаться огоньки. Янгред знал по себе и замечал по людям: теплый свет чужого крова даже у праздных путешественников – не то что у бесприютных скитальцев – вызывает щемящую тоску. Она была не нужна. Судя по карте, не так далеко лежало место встречи с царевыми людьми. Там примут как подобает. Там станет легче.

Въезжая под хвойный полог, Янгред услышал пение в одном из окраинных домов, сзади. Дети, сидевшие на крыше, нестройно прощались с солнцем – лилась одна из местных молитв; то тянулась, то взлетала короткими трелями. В три детских голоса вплелся четвертый – девичий, покрепче и постарше. А потом, как по ворожбе, его подхватили птицы.

Песня стихла так же быстро, как началась. Отворачиваясь, Янгред почти почувствовал, как в этом окраинном доме вспыхнул первый желтый огонек.

Сильно пахло морем: впереди уже вырастала Инада. Стены и башни славного города-порта, откуда уходили корабли в Шелковые и Цветочные земли и куда привозили товары тамошние торговцы, были из лазурного камня и в ясные дни сливались с небом. Так казалось и сегодня, когда Хельмо подходил с северо-востока. В сердце бились насмерть восхищение и горечь: здесь когда-то… впрочем, пустое. И не его это память.

Отряд подрос; к шестидесяти добровольцам, вышедшим из столицы, добавилось три сотни – и это немногое, чем Хельмо заручился, все же решив зайти в некоторые селения. Он рисковал, но его вела память о малых делах: этот городок он выручил, отвадив разбойников; в том уладил миром кровавую междоусобицу бояр; в деревеньке на холме помог с новым колодцем. Ни разу он пока не ошибся: воеводы, знать, крестьянские головы откликались на призывы, начинали собирать отряды, обещали примкнуть позже, когда Хельмо пойдет назад. Вряд ли все обещания чего-то стоили, но река полнится каплями. Больше, впрочем, Хельмо надеялся на Инаду: почти наверняка зная, что здесь Самозванку пока не признали, он рассылал по окрестностям дружинников – тех, кто отличался красноречием. Части нужно было увеличить, не рассчитывая на дядю и тем более – только на иноземцев.

Среди спутников, ничего не знавших об условиях договора, лишь гадали про союз со Свергенхаймом. Многие мрачно предсказывали, что найдут Инаду разоренной; не раз Хельмо спрашивали, зачем вообще впускать в Острару язычников, которых позже придется выгонять. Он, как мог, увещевал: «Они не хуже нас, такие же люди» – но на деле заразился домыслами. Он понятия не имел, что представляют собой настоящие, не легендарные жители Пустоши. Их послы редко заезжали даже к Вайго, позже пропали вовсе. Как поведут себя чужие рыцари, а ну как правда уже бесчинствуют? Но пока все выглядело спокойным: ни пожарищ, ни плачущих крестьян. На шпилях башен дрожали голубые с золотыми солнцами знамена.

Хельмо оставил людей на краю рощи, после чего тихо подозвал Цзу́го. Тот просиял, заулыбался во все желтоватые зубы, ухватил коня за поводья, и многие проводили его тяжелыми взглядами. В восьмери́це – ближней дружине Хельмо – Цзуго единственный вел род от кочевников, выделялся среди курчавых русых голов черной косицей, узкими карими глазами и ушами размером с молодые лопухи. Нелепица, вечно цыкающая зубом и так и не сменившая лук на палаш, тем более на пистолет, но Хельмо привечал его за сметливость. Лучший для разведки