Сердце змеи (сборник) - стр. 40
– Тянет здорово, Корнилыч, – нарушил я молчание. – Пожалуй, где-то близко выходные выработки.
– Близко-то близко, да не для нас. Это знаешь куда тянет? В большую Покровскую шахту, откуда воду берут в выселке на сырту. Ее второй горизонт примерно с этим сходится, и сбойка была, но нам туда не пробраться – село все, а понизу затоплено. Нет, наша дорога теперь направо, в Верхоторский отвод – Мясниковский Новый по-другому называется. Ну, давай полезли понемногу – отдыхался я…
Щель, несмотря на свой зловещий вид, оказалась сравнительно легко проходимой. Из нее мы попали в узкий ход, а дальше – в большие, правильные выработки и через несколько узких восстающих поднялись метров на двенадцать выше. Потом потянулись низкие, неправильной формы, изогнутые ходы. Они неуклонно заворачивали к юго-востоку, пока не перешли в широкую и высокую галерею.
– Вот тебе и Старо-Ордынский! – обрадованно сказал штейгер. – Эта штольня кольцом вокруг пойдет, а из нее – орты внутрь, как колесные спицы. Посередке большая камера – нам туда и надо… Да вот одна орта, в нее и лезем…
Низкое сводчатое отверстие хода чернело налево у пола галереи. Пришлось снова становиться на четвереньки и, испытывая острую боль в натруженных коленях, продвигаться по слегка наклонному вверх тесному ходу. Несмотря на всю привычку, я стал уставать от ползания.
Внезапно орта кончилась, и мы вошли в огромный, почти круглый зал. Как я ни поднимал фонарь, мне не удалось разглядеть потолок, и только когда я зажег свечу, увидел его изрытую подсечками поверхность на высоте больше десяти метров. Огромные черные бревна столбовой крепи стояли колоннадой, подпирая своими терявшимися в темноте верхушками боковые уступы, косо сбегавшие с потолка к стенам зала. Пол был ровен и чист. Против устья орты виднелись высокие закати – штабеля оставленной в выработке бедной руды.
– Ну и чудеса! – воскликнул я в восторге, осматриваясь кругом. – Но как крепи уцелели здесь за сто лет, не понимаю!
– Это дело немудреное. Прежде ведь дубами крепили. А уцелели потому, что не давило здесь. Попробуй-ка крепь – смекнешь сразу.
Я подошел к ближайшему черному столбу и тронул его пальцем. Палец вошел, как в масло, в сырую и черную мякоть, но в глубине нащупывалось твердое дерево. Присмотревшись, я заметил, что древесина окрашена местами в густо-синий, местами в зеленый цвета – значит, насквозь пропитана медными солями.
Мы расположились на отдых у штабелей руды. Часы показывали четыре утра: уже двадцать один час находились мы под землей. Усталость брала свое.
– Много ли осталось, Корнилыч? – обратился я к штейгеру, доставая еду.
– Тут уж пустое. Сейчас в Чебеньки выйдем – и в штольню в Ордынском логу, выше ключа, в лесок.
– Ну и далеко же нас завело! Досталось тебе, Корнилыч!
– И то не думал я, что перед смертью еще раз побываю. После Шаврина я был тут с сыном лет пятьдесят назад…
– Вот что: пока будем закусывать да отдыхать, доскажи-ка мне, что дальше с Андреем было, – попросил я.
– Выпивки-то осталось сколь-нибудь? – спросил старик. – Заморился я. А хорош шоколад-то: как поешь, сразу силы прибудет. В наше время мы его не видывали…
Он молчал, закусывая, и, только основательно заправившись, сказал:
– Ну ладно, слушай дальше… Так, значит, Андрюшка валялся в амбаре, скрученный по рукам и ногам, а мы ничего не слыхали… Либо его связали не крепко, либо ярость в парне больно велика была, только ночью удалось Андрею от пут освободиться. И хитер же он был! Поразмялся маленько и влез на толстенную балку наверху, прямо над дверью, да как завопит диким голосом! Сторож перепугался, вызвал подмогу. Решили посмотреть, что стряслось с Андрюшкой: то ли ума решился, то ли помирает парень. Дверь отомкнули, вошли с фонарем в амбар… Андрюшка прыгнул сверху на последнего, что с ружьем у двери стоял, сбил его с ног, подхватился – и в степь. Ну, тут: «Держи, лови!» – бух, бух в темноту… Где там! Сквозь землю провалился. Да и впрямь ведь в землю ушел – выручай, родная! И выручила…