Сердце зимы - стр. 21
– Привет, – поздоровалась я.
Девушка протянула мне обе руки, пришлось протягивать ладонь в ответ. Сердечность её пожатия меня удивила. Что такого Ронни успел обо мне наговорить?
– Вы… миссис Райт?
– Она самая! Но, прошу, зови меня Барбарой, ладно? – Она снова улыбнулась и, наконец, выпустила мою руку. – Мне так неловко, когда школьники зовут меня «миссис Райт».
– Потому что ты сама как школьница, – ответил Ронни. – И я не про внешность. Нам нужна еда и кофе.
– Дома же есть кофе.
– Он гадкий.
– Нормальный кофе, – возмутилась Барбара. – Мой любимый.
– Нормальный кофе не должен иметь привкус жженой пыли.
С этими словами он скрылся в лабиринте ярко освещённых рядов. Чтобы не таскаться за ним бесполезным хвостом, я неловко встала возле пустующей кассы. Барбара же, вернувшись к прерванному занятию, поспрашивала меня немного о переезде и принялась воодушевлённо рассказывать о своих первых впечатлениях от Эш-Гроува.
– Я была в ужасе. – Работала она быстро, отточенными движениями составляя коробки ровной шеренгой. – И спросила у Донни: в какую дыру ты меня привёз?
– Донни – это мой отец, – раздался голос Ронни из-за полок.
– Да, Дональд. – Барбара улыбнулась. – Имя очень ему подходит. Вот знаешь, как бывает: смотришь на человека, он представляется, а имя будто бы чужое. Как костюм не по размеру.
– Как ты и «Барбара», – снова влез Ронни.
– Я идеально подхожу своему имени, – чуточку обиженно ответила она. – Вот кого можно представить под этим именем?
– Точно не тебя.
Мне стало понятно, что авторитета в этой семье Барбара не имела ровным счётом никакого. Ронни не грубил ей, конечно, но общался в точности так же, как со мной – панибратски. Но, вообще-то, Барбара и впрямь не подходила своему имени. Худенькая и светловолосая, загорелая, ухоженная, с налакированными волосами и разноцветным маникюром – пастельный зелёный чередовался с пастельным розовым, – одетая в футболку с яркими кляксами и голубые джинсы, – такая девушка могла зваться только Барби.
Вскоре Ронни вернулся к кассе и стал выгружать набранные продукты, поочерёдно пробивая каждую упаковку. Потом он сложил продукты назад в корзинку, надел рюкзак, отчего многочисленные железные брелки с логотипами разных групп недружно зазвенели, и бросил:
– Чек под клавиатурой.
– Ты взял что-нибудь нормальное? – всполошилась Барбара. – Кроме хлеба и горчицы? Он может питаться одной только горчицей, – добавила она, обратившись ко мне. – Это жутко вредно.
– Да взял, взял. Отстань.
Ронни толкнул дверь, дополнив звон брелков звоном колокольчика, и вышел наружу. Я зависла, не зная, как попрощаться, но Барбара сделала это за меня – дружелюбно улыбнулась и помахала рукой. Она смотрелась неуместно в магазине – будто шла мимо и вдруг, исключительно из прихоти, решила выложить бесхозный товар.
– Она такая… заботливая, – сказала я, когда мы с Ронни встали на пешеходном переходе, дожидаясь зелёного света.
– С ней бывает. Включает режим наседки и начинает кудахтать, хотя на самом деле ей всё равно. – Он оглянулся на магазин и добавил, прищурившись от яркого солнца: – Думаю, она специально так себя ведёт. Ну, чтобы окружающим казалось, что она проявляет материнскую заботу обо мне, и чтобы они чего-нибудь сомнительного не подумали.
– Сомнительного?
– Ей двадцать три, а мне – семнадцать. Люди что только не придумают, знаешь. Соседи иногда болтают, так Барби расстраивается вместо того, чтобы игнорировать.