Сердце, живущее в согласии - стр. 23
Посланцы.
– Чьи?
Посланцы Страха.
– И кто их посылает?
Молчание.
– Ты что-нибудь помнишь?
Белые пагоды. Красные пятна. Везде. На земле. На деревьях. Красная жидкость, вытекающая из ртов. Она окрашивает все. Мои мысли. Мои сны. Мою жизнь.
– Кровь? Ты помнишь кровь?
Она капает на лицо. Заливает глаза. Жжет. Ой как она жжет.
Она вскрикнула. Я вздрогнула от ее крика.
– Что с тобой?
Жжет. Очень сильно.
– Что жжет?
Память.
– Откуда ты родом?
Из страны, которую ты хорошо знаешь.
– Из какой части?
С острова.
– С какого?
Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май.
– Что ты сказала?
Она повторила непонятное.
– На каком языке ты говоришь?
Не могу продолжать. Прошу, помоги мне.
– Каким образом?
Покинь это место. Я не хочу возвращаться.
– Куда?
На остров.
– Мы не собираемся ни на какой остров.
Еще как собираемся. Сейчас прямо туда идем.
– Я не понимаю, о чем ты. Объясни.
Она снова умолкла.
– Не исчезай. Останься. Постарайся вспомнить.
Ответа не было.
И как мне свести воедино осколки ее воспоминаний? Что за страна, которую я знаю? Что за «сапоги Смерти» и «посланцы Страха»? Что вообще означают ее слова? Бред какой-то.
За деревьями я увидела небольшую хижину, построенную в форме треугольника. Бревна были темно-коричневого цвета. Скаты крыши почти достигали земли. Над крыльцом натянута веревка, где сушилась монашеская ряса. Из трубы поднимался белоснежный дым. Без малейших опасений я подошла к хижине.
Казалось, меня здесь ждали.
За широким окном я увидела вчерашнего монаха. Он сидел посередине комнаты на татами и читал книгу. Позади него, в дровяной плите, пылал огонь.
Я постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Монах поднял голову и отложил книгу.
– Как я рад тебя видеть, – сказал он с британским акцентом. – Входи.
Я сняла сапоги и вошла, закрыв за собой дверь. Остановившись у двери, растерялась, словно забыла, зачем пришла.
– Подходи ближе. – Он махнул рукой на пол, приглашая сесть рядом.
Я окончательно засмущалась.
Мы оба молчали. Буддист виртуозно владел искусством ожидания.
Наконец я решилась сесть.
– Вы знаете, кто я? – спросила я осторожно.
– Я ведь монах, а не провидец, – усмехнулся он.
Мы опять замолчали. В плите приятно трещали поленья. Монах смотрел на меня. Его взгляд ничего не требовал, и постепенно я успокоилась.
– Вы из Бирмы? – спросила я.
Старик кивнул.
– Мой отец был родом оттуда.
Он снова кивнул.
– Я слышала, в Бирме люди приезжают к вам отовсюду, желая услышать совет.
– Иногда да.
– Как вы им помогаете?
– Выслушиваю рассказы, а потом напоминаю им.
– О чем?
– О нескольких истинах, которые все мы знаем, но часто забываем.
– О каких?
– Ты всегда так торопишься?
– Разве это плохо?
– Если дергать за стебельки травы, она не вырастет быстрее. Ты когда-нибудь медитировала?
– Да, вчера, рядом с вами, – сказала я, вновь ощущая неловкость.
– Вчера ты просто сидела, ничего не делая. Сидеть и медитировать не одно и то же.
– Как вы узнали?
Монах улыбнулся:
– Если хочешь, я тебе помогу.
– В чем?
– Помогу успокоиться.
Монах сел напротив меня, наши колени соприкоснулись. Он ничего не делал, снова терпеливо ждал. За его спиной по-прежнему трещали дрова в плите. Старик помогал мне выбраться из беличьего колеса вечной спешки. Одним своим присутствием показывал, что нам некуда торопиться. У нас столько времени, сколько нужно. Мое дыхание постепенно замедлилось. Монах взял мои холодные руки. Я не противилась – казалось, я очень давно ждала этого момента. Он внимательно осмотрел мои ладони, затем тыльные стороны. Я закрыла глаза и ни во что не вмешивалась, слушала его ровное дыхание, чувствовала тепло его пальцев. Его мягкую, морщинистую кожу. У меня появилось ощущение, что я куда-то падаю. Как лист, опускающийся на землю с большой высоты. Неспешно. Без усилий. Лист, спокойно исполняющий предначертанное судьбой.