Сердце в броне - стр. 8
– Мы должны быть готовы к этому, – нахмурился Хорнблай, – чтобы остановить врагов еще на границах. Ведь повторного опустошения наших земель нам уже не выдержать.
Старый граф оглянулся на сына и улыбнулся:
– Ты возмужал. Раньше ты бы воскликнул что-нибудь глупое, что-то вроде «Пусть только сунутся, мы им зададим хорошую трепку!». Сейчас же мне нравится твоя рассудительность.
Хорнблай покраснел, похвала отца была ему приятна, и в то же время она его смутила, и он поспешил сменить тему:
– Отец, что мы будем делать в Гросбери?
Граф помрачнел.
– Проверим, как обстоят дела. И постараемся найти останки барона и его сыновей, дабы с почестью их похоронить.
– А дальше?
– А дальше решать уже будет Айрин. Она единственная выжившая из рода Гросбери. Это ее земли, ей и решать.
Извилистая дорога, отделившись от северного тракта, прорезала лес и вывела к небольшому, но очень живописному озеру. На высоком скалистом холме у самого берега возвышался потемневший от времени замок Гросбери. Чуть ниже должна была располагаться большая многолюдная деревня. Но ее не было. И лишь черное пепелище напоминало об ее существовании.
Карета остановилась, спешившиеся уланы поспешили проверить замок и пепелища. Айрин, до боли закусив губу, смотрела на обгоревшую землю и не решалась выйти. Ральдина крепко сжимала ее руку, молчаливо сопереживая ее горю. Граф Лондейл, окинув внимательным взглядом разоренное имение, нахмурил седые брови и, громогласно прочистив горло, спешился. Хорнблай спешился вслед за ним, сделав это несколько неловко и сердитым окриком отогнав улана, поспешившего было ему на помощь. Подойдя к карете, Хорнблай открыл дверцу и, посмотрев в потемневшие глаза Айрин, выдавил из себя подобие улыбки.
– Баронесса, прошу вас.
Лицо Айрин еще больше побледнело, но она нашла в себе силы и вышла из кареты.
Деревня была сожжена дотла. Однако замок уцелел. Его разграбили подчистую, вывезя даже двери и окна, но сжечь почему-то не удосужились. Айрин, пройдясь по грязным, изгаженным коридорам, вошла в большой зал и застыла. В оконных проемах, некогда украшенных разноцветными витражами, свободно гулял ветер. От мебели не осталось и следа. На потемневших каменных стенах отчетливо выделялись светлые пятна, оставшиеся от висевших гобеленов. А деревянный пол был изгваздан землей, нечистотами и в некоторых местах изломан.
Не обращая внимания на грязь, Айрин прошлась по залу.
Вот здесь стоял большой дубовый стол, где вся семья собиралась вечерами. Делились новостями, подшучивали друг над другом, обсуждали семейные дела. Вот здесь стояло кресло отца. Оно было старым, очень массивным и невероятно уютным. Когда Айрин с братьями были еще маленькими, они любили сидеть в этом кресле в отсутствие отца и даже дрались за это право. А вот здесь стоял вычурный стул с высокой резной спинкой, любимое место Ласло. Айрин с Изгардом всегда подшучивали над старшим братом из-за его непонятной привязанности к этому деревянному чудовищу. Впрочем, любимый стул Изгарда был ничуть не лучше. Он сделал его собственными руками, и у этого стула было шесть ножек вместо четырех. Но Изгард очень гордился своим творением и сидел только на нем. А вот здесь, рядом с отцовским креслом, стоял очень изящный и в то же время строгих очертаний стул с мягким сиденьем и жесткой спинкой. Это было место мамы. После ее смерти стул предложили Айрин, но она отказалась. И рядом с отцовским креслом все эти годы всегда стоял пустой мамин стул, напоминая им о согревавшей их некогда безграничной любви.