Сердце под прицелом - стр. 7
Родня снова горячо зааплодировала, кто-то даже одобрительно свистнул.
А я… Я не смела оторвать взгляда от скатерти. Не дай Бог встретиться взглядом с кем-то из офицеров! Хотелось просто исчезнуть. Испариться. Провалиться сквозь пол.
– Зятек, – продолжила мама, – ты смотри у меня! Я ж ее не для того растила, шоб она страдала! Если шо, я разберусь! Мгновенно! Ты понял?!
– Понял, – сухо отозвался Чернов.
– Ну-с, – расхохоталась мама довольно. – Вздрогнем! – подняв бокал, расплескала шампанское. – За ваше счастье, мои дорогие!
Гости выпили, и мама с ними.
И тут кто-то из пьяных родственников заорал:
– Горько молодым!!!
Я похолодела и, кажется, даже побледнела.
Мама же хлопнула в ладоши, просияла и снова вскинула бокал.
– А вот это дело!!!
Гости дожимали. Нам с Русланом было не отвертеться. Гарцующая, как конь на выставке, мама заставила меня подняться. Я подчинилась, хоть ноги казались ватными. И этим дело, конечно же, не закончилось. В следующую секунду она буквально впечатала меня в Чернова.
Я напряглась всем телом. Он машинально сжал меня руками.
– Давайте, давайте! Чего замерли? Детей знали, как делать – и вдруг целоваться разучились?!
Расхохотавшись, мама захлопала в ладоши, призывая гостей подбодрить нас. Множество голосов тут же слилось в ритмичное скандирование.
– Горько! Горько! Горько!
Чернов посмотрел прямо мне в глаза – с той самой непроницаемой силой, которую мне не удавалось ни понять, ни выдержать. Горячие ладони сдавили талию чуть сильнее. Стоило ему наклониться, я судорожно вздохнула.
– Не надо…
Это не помогло. Руслан наклонился и просто взял свое.
Не по собственному желанию, конечно.
Вынужденно. Требовательно. И очень жестко.
Горьковатый и терпкий мужской вкус мгновенно забил мои сверхчувствительные на фоне беременности рецепторы, и по венам тут же разлился болезненный жар.
О, ужас…
Голова закружилась. Остро заныло под ребрами. В животе тягуче и тревожно запульсировало.
Поцелуй длился ровно столько, сколько того требовали гости. Но по моим ощущениям – целую вечность. Держалась каждую секунду, как сутки. Казалось, что пульс в висках вынесет мозги. Из-за этого задыхалась и неосознанно цеплялась за Чернова.
Наконец, последовало долгожданное «Ура!», и он отстранился.
Без какой-либо суеты. Без спешки. Без эмоций.
Как на тренировке по тактике – с четким расчетом и уверенностью.
Разомкнул пальцы, отпустил мою талию и сделал шаг назад. Садясь на свое место, вытер угол рта большим пальцем.
– Вот это да! – воскликнула на радостях мама. – Ну я ж говорила – идеальная пара!
Подлетев ко мне, смахнула воображаемую слезу, расцеловала в обе щеки и, пританцовывая, двинулась к своему столу.
Я медленно опустилась на стул.
Но не успела толком выдохнуть, как развернулась новая постыдная сцена.
Только оркестр ударил первые ноты «Императрицы», мама взорвалась.
– Это же моя песня! – вскочила, захлопала в ладоши. – Ирка, погнали! – с визгом дернула к сцене, волоча за собой сестру и полстола заодно.
Чокаясь с кем-то на ходу и обнимая официантов, они вдвоем добрались сначала до помоста, а когда их развернула охрана, нацелились на стол офицерского состава.
Подполковник Чернов смотрел на них в ту минуту так, будто собирался лично расстрелять. Руслан это тоже заметил. Оценил. Переглянулся с Косыгиным. И вроде как… улыбнулся. Но даже эта улыбка была странной. Слишком сдержанной. По большей части циничной.