Сердце Пандоры - стр. 11

— Передай мои восхищения Адаму, - вторит моим словам сестра, - ювелирная работа.

Она тычет взглядом в мой живот - и я инстинктивно прикрываю его рукой.

— Прими мои соболезнования, - напоминаю о ее трауре, хоть Ира одета совсем не как безутешная вдова. И точно не скрывает этого, но в прессе ее любят и закрывают на это глаза, потому что она ездит по стране и жертвует много денег на медицину, а недавно собственной рукой заложила камень в фундамент будущего реабилитационного центра для онкобольных детей.

— Может, посидим где-нибудь? – Ира нарочно оставляет без внимания мою попытку иронизировать. – Выпьем чаю со сладостями, вспомним прошлое. Мы же сестры, в конце концов.

Я не хочу пить с ней чай, я не хочу ее видеть и уже жалею, что не поехала сразу домой и вообще поддалась на разговор. Мы не виделись семь месяцев, и я не чувствовала себя обделенной любовью близких. После смерти мамы у меня осталась только Ира, но она всегда слишком преувеличивала свое значение в моей жизни. И так любила повторять, что заменила мне мать, что в конечном итоге я стала чувствовать себя обязанной по гроб жизни.

Есть еще отчим, отец Иры. У них с моей матерью была какая-то сложная история отношений, о которой она обещала рассказать, когда я стану «чуточку взрослее». Но не успела, потому что умерла внезапно и быстро, и единственное, что я помню с ее похорон: постоянный шепот о том, что бедняжка хотя бы перед смертью не мучилась. Но, наверное, было в нем что-то такое, раз мать решила дважды войти в ту же реку, вернувшись к первому мужу с чужим ребенком.

— Полина, ты что, испугалась? – Ира удрученно качает головой, но ее взгляд то и дело соскальзывает на мой живот. Она завидует – я чувствую в воздухе едкий вкус ее злости и отчаяния.

— Я обещала Адаму не задерживаться, - бессовестно вру я. – У нас сегодня намечается что-то очень романтическое.

— Очень интересно, как он может быть у «вас», если сегодня Адам приглашен на благотворительный вечер. Мой благотворительный вечер, - подчеркивает она. – Я лично уточнила у его секретаря, будет ли Романов присутствовать и, представь себе, он будет.

Если бы она ударила меня еще раз, или, еще лучше, отхлестала по щекам, как в тот день, мне было бы куда легче, чем сейчас. Потому что мы столкнулись всего на пару минут, а она уже бравирует тем, что я совсем ничего не знаю о своем муже. И делает это так запросто, словно фокусник, который довел до автоматизма трюк с кроликом и шляпой.

— Надеюсь, у вас не осталось общих тем для разговоров, - говорю я, но этот укол совсем ничего не значит в сравнении с ее затрещиной. – Всего тебе… всего.

Ни «лучшего», ни «хорошо», ни «доброго» у меня для нее нет.

Пытаюсь обойти ее, но Ира успевает остановить меня откровением:

— Я вернулась, чтобы забрать его, Полина.

Мне хочется зачерпнуть пригоршню снега и затолкать ей в самое горло, посмотреть, как она подавится собственным триумфом, как будет плакать из-за полного рта грязи. Но все, что я могу – просто повернуться и, изобразив недоумение, выслушать продолжение. Оно ведь должно быть, потому что с таким апломбом задел как минимум на целую мстительную речь.

— Я всегда любила его, и я всегда умела его прощать. Я прощу ему маленькое недоразумение, которое называется «брак с моей сестрой». Это просто дело времени. Ты же понимаешь.