Сербские поселения на Украине в середине XVIII века - стр. 20

 Дед другого лидера эмиграции, Ивана Шевича, Радослав был потомок древнего дворянского рода, переселившегося в Венгрию ещё 16 веке. Отец Ивана Шевича, Георгий, получил офицерский чин в Поморишской милиции в 1704 году и был назначен капитаном в шанце Арад. Там же он принял участие в бунте Пере Сегединца. (Немаловажный для нас факт!) Иван Шевич начал свою карьеру обер-лейтенантом в поморишской милиции в шанце Чанаду. Там же он исполнял функции мирового судьи. В феврале 1742 году он был в составе сербской делегации, прибывшей в Вену после смерти митрополита Исайи Антоновича. Как и его враг, Хорват, Шевич не отличался лёгким характером. Кроме этого он в течение долгого времени находился под следствием в связи с делом об оружии из Венского арсенала, которое Шевич получил, но не заплатил за него. (64)

Третий активный сторонник эмиграции в Россию – подполковник Райко (Родион) Прерадович (Депрерадович) также происходил из знатной семьи, чьё дворянство восходит к 1723 году. Он был офицером в Славонском гусарском полку, и его решение эмигрировать в Россию не имело прямого отношения к событиям на Поморишской и Потисской границе. Прерадович пользовался значительным авторитетом в Среме и в Славонии, и его решение эмигрировать стало крайне неприятным сюрпризом для австрийских властей. (65)

К немногочисленной прослойке сербского дворянства относились другие офицеры, решившие выехать в Россию – Зоричи, Вуичи, Сабовы. Однако среди эмигрантов были не только сербы. Среди переселенцев были так же и венгры, и немцы – преимущественно католики. На 1754 год в Россию с Военной границы приехало 111 человек не – сербов. Этот факт убедительно опровергает миф об исключительно национально-религиозных мотивах эмиграции и подчёркивает, что главную роль в решении переселиться в Россию играли социальные причины. Ликвидация Военной границы в районе рек Тиссы и Моришы была поводом, а ни причиной переселения граничар из Габсбургской империи. (66)

Первые единичные случаи появления южных славян на русской службе имели место уже в 17 веке. В тот же период устанавливались и первые контакты между представителями сербской церкви, приезжавшими в Москву за денежной помощью и русскими властями. Эти контакты были редки, и инициатива исходила исключительно с сербской стороны. Бедные и далёкие балканские земли в то время не представляли ни малейшего интереса для Москвы ни в плане политики, ни в плане наличия там святых мест общеправославного значения, ни в качестве источника культуры и просвещения. В сложной иерархии, согласно которой заезжие православные иерархи с Балкан и Востока получали дары русского царя, сербские и македонские священники неизменно занимали последние места. (1) Интересно отметить, что отдача от скромных пожертвований русских была гораздо более значительной, чем это предполагали те, кто эту помощь предоставлял. Сербские священники, возвращавшиеся в свои бедные горные приходы с книгами и иконами, рассказывали прихожанам о могущественном и богатом православном царстве на Востоке, о православном царе, о Третьем Риме. Вряд ли столь сильное впечатление Москва производила на греков из Константинополя или на образованных выходцев из Украины и Белоруссии. Таким образом, в 17 веке в сознании многих балканских православных формировалось представление о России как о Новой Святой Земле. Однако первое появление значительного числа сербов в России было связано с аспектами весьма далёкими от православия и церкви.