Сэндмен Слим - стр. 28
– Во-первых, Интернет не может быть «своим». Это Паутина, она никому не принадлежит. Вы просто ею пользуетесь. И да – вы можете найти все, что захотите.
– И я тоже могу завести себе такое устройство?
Она смотрит на меня так, будто я действительно провел десять лет с марсианами:
– Ну разумеется. Просто надо разобраться, какое вам больше подойдет.
Она печатает еще несколько слов в блэкберри и прячет его в карман пальто.
– Спасибо, – говорю я.
– Не за что. Я ухожу на встречу с друзьями. Закроете за мной дверь?
– Конечно. Приятного вечера.
– До завтра.
«Давно не пользовался ключами». Как можно было такое ляпнуть? По одному ее взгляду стало сразу понятно: она считает меня или наглухо шизанутым, или только что откинувшимся уголовником. Хоть бы она не заинтересовалась тем, что я сделал с Касабяном. Кроме того, ей наверняка интересно, что же такое завернуто у меня в грязную клеенку. Придется начать запирать дверь на втором этаже. А потом что-то делать с ее подозрениями, но я пока не понимаю что и, честно говоря, не хочу сегодня об этом думать. Я тащу сумки и сверток наверх и бросаю на кровать. Завтра пойду выбирать себе блэкберри. Наличие Интернета, Паутины или чего там еще поможет догнать этот мир и не производить впечатление недавно приземлившегося марсианина.
Я подхожу к кладовке Касабяна и открываю дверь.
– Здравствуй, солнышко. Как спалось?
По телевизору идет рекламное шоу. Какой-то парень в поварском халате размахивает кухонной утварью.
– Ты когда-нибудь видел такие ножи? Пожалуй, возьму себе набор. Он только что резал ими жестяные банки и кирпичи.
– Когда начну питаться кирпичами, одолжу у тебя один. Появились какие-нибудь мысли в связи со вчерашним нашим разговором? Например, о том, где можно найти старых друзей?
Касабян не смотрит на меня, взгляд его прикован к телевизору.
– Представляешь, они никогда не ржавеют. Их даже точить не нужно. Они потрясающие. Почти волшебные.
– Сейчас ты не в том положении, чтобы выё…ваться.
Наконец он поднимает на меня глаза:
– Неужели? А вот мне кажется, я сейчас именно в том положении, когда могу, блин, делать все, что захочу. Хочешь убить меня? Давай! Моя жизнь никогда не была идеальной, но теперь у меня даже такой нет.
– Я все равно не верну тебе тело. Может, когда-нибудь, но точно не сейчас.
Он снова смотрит в телевизор:
– Уже познакомился с Аллегрой? Студентка-недотрога со сладкой узенькой щелкой. Не то чтобы я ее уже трахал, но Новый Год не за горами. Думаю взять шампанского, пару таблеточек рогипнола[34] и увидеть наконец природный цвет ее волос.
– Независимо от того, что ты там напридумывал, тебя только стошнит на собственные ботинки.
– Вообще-то у меня больше нет ног, мудило, – отвечает он, кивая на собственное тело. – Ой, я немножечко обидел серийного убийцу? Прошу прощения. Кого-то убил сегодня? Обезглавил кого-нибудь из старых друзей?
Узнаю такое поведение – открытое неповиновение, воспетое фильмами категории «Б». Я пытался так же вести себя в Аду. Трудно напугать того, кто думает, что ему больше нечего терять. Хитрость заключается в том, чтобы напомнить, что всегда есть что терять. Например, семью или друзей. Продемонстрировать будущие потери такому подонку, как Касабян, будет совершенно несложно.
Я беру его револьвер с кровати, заворачиваю в полотенце, взятое из ванной, и делаю три выстрела в направлении обезглавленного тела.