Семьдесят семь бантиков - стр. 17
В этом вагончика не хватало тепла и уюта. Ни семейных фотографий, ни белоснежных кружевных салфеток, ни женского присутствия. Спустя час Борис поймал себя на мысли, что продолжает думать только об алмазе. Огромный алмаз в россыпи изумрудов – вот его единственная мечта, которая не оставляла его ни днем ни ночью…
Однажды в юности он увидел фотографию в журнале «Планета» и заболел этой мечтой. Пытался забыть – ан нет! Буровит этот алмаз мозг, спать не дает. Вроде бы успокоиться надо, ведь над фотографией заголовок: «Такого не может быть!» Молодой археолог, который предоставил фотографию, доказывал, что она подлинная. Да кто ж ему поверит? Археолог ушел в тайгу за доказательствами, да там и сгинул. Когда шумиха улеглась, об алмазе и археологе забыли.
Борис фотографию вырезал, вставил в рамочку и потащился с ней и зверинцем в эту глухомань. Потому что археолог уверял, что видел камень именно в этих местах, в одной из пещер Предуральских гор. Он даже пытался забрать камень с собой, но не сумел сдвинуть с места.
Толстяк верил, что самородок существует, он приснился ему в детстве. Единственный цветной сон в его жизни. Алмаз горел, как прожектор, и он тянулся к нему ручонками. Он обжегся и проснулся в слезах. Если найдет самородок, ни за что не прикоснется к нему голыми руками.
Борис прижался носом к стеклу. Его окружали вершины гор: одна, еще одна, выше, ниже, дальше, ближе. В какой из них его самородок? В какой стороне искать?
Именно в это время Крапива свернула к дому Бабы Яги и спряталась под большой елью. Отсюда был виден ухоженный сад, витиеватые малахитовые дорожки, розы в кадках. В глубине сада виднелся гараж из голубого кирпича. Крапива расчехлила бинокль и распласталась в траве. Увидела, как с ели на крышу дома спустилась белка, пробежалась по деревянной стене, покрытой лепниной, мозаикой, изразцами, и постучалась в стеклянную дверь. Из дома вышла Баба Яга, забрала у белки конверт, вернулась в дом. Сквозь панорамные окна были видны тяжелые люстры из горного хрусталя, розовая кожаная мебель. Крепко пахло полынью и дорогим парфюмом.
Из-за дома появился Пень Донович. С трудом удерживая тяжеленный самовар, он зычно кричал, словно торговал на базаре.
– Самовар! Чай! Бублики! Налетай!
Баба Яга устроилась в кресле на веранде. Несмотря на усталость, после утомительной долгой дороги, она была в полном порядке: яркий маникюр, стильное платье, изысканный макияж, туфельки на шпильке. Ядигида уныло смотрела в тарелку, есть почему-то не хотелось. Она разломила бублик, обмакнула в мед, но потом вновь отложила.
– Ты зачем приехала? – буркнула Ядигида.
– Фу, как некультурно ты встречаешь бабушку.
– Я тебя не встречаю, я спрашиваю. Учти, будешь наставлять меня на путь истинный – мы поссоримся. Больше лешего надоела.
Ядигида потерла воспалившуюся рану на ладони. Эта рана напоминала трезубец, и сейчас она воспалилась, вздулась фиолетовыми буграми. Плохой знак. Вестник неприятных событий. Бабушка рассказала, что Ядигида родилась с этим трезубцем на руке.
– Вот скажи, кто кроме бабушки поможет тебе заполучить бантики?
Ядигида промолчала. В этих словах была правда.
– Как же твой жених?
– Жених – потом. А сейчас давай попьем чай. Как я соскучилась по чаю из самовара! Мне снился это запах дыма из сосновых шишек. Пень Донович, помнишь, как мы сидели под синим небом и пили чай из синих чашек. Чашки еще целы?