Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни - стр. 3
Это продлилось лишь мгновение. Затем все молча заняли свои места вокруг тележки.
Детектив-инспектор[3] перевела взгляд с младенца на мягкую игрушку, которую кто-то из сотрудников положил рядом. Погребальное подношение, оставленное родителями в качестве друга, который будет его любить и заботиться о нем в незнакомом странном месте. Наверняка вместе с ним похоронят и другие его игрушки. Люди делали такие подношения покойникам на протяжении всей истории, но потрепанный плюшевый мишка выглядит куда трогательнее, чем все золото в гробнице Тутанхамона.
– Все в порядке, босс? – спросил у инспектора один из детективов. У нее дрожал уголок рта. Она кивнула.
– Мы здесь, чтобы поработать ради этого ребенка во имя сострадания и научного исследования, – сказал я твердым голосом, надеясь, что прозвучал достаточно бодро, чтобы не дать пролиться ни одной слезинке на безупречно чистый пол секционной. Здесь нет места эмоциям. Иначе чем это все закончится?
Инспектор сглотнула.
– Родители…
– У босса в прошлом году родился ребенок, – сообщил один из коллег, пытаясь оправдать ее невероятно печальный вид, но она не нуждалась в оправдании.
– У меня самого двое детей, и мне очень сложно не думать о них, видя в секционной детский труп, – сказал я. – Тем не менее ваш ребенок жив и здоров, а лучшее, что мы можем сделать для родителей, эм-м… – я стал копаться в своих бумагах, – Фергюссон, Фергюссон Белл[4], так это выяснить, от чего именно он скончался.
Инспектор мрачно кивнула и осмотрела тело Фергюссона.
Ему было шесть месяцев.
– Какие щечки, – сказал молоденький детектив.
– Ага, совсем карапуз, – кивнул помощник коронера. – Вы только гляньте на его живот.
– Приличный размер для шести месяцев, – согласился я. – Только вот мне кажется, что его руки и ноги успели опухнуть, что же касается живота…
Я положил два пальца ему на живот и постучал. Все прислушались – звук был глухим. Я переместил пальцы и снова постучал. А потом еще раз. И еще. Каждый раз слышался глухой звук.
– Это газ, – сказал я. – Внутри пусто. А теперь и его лицо кажется мне немного странным.
– А что с ним не так?
Я не был до конца уверен, что именно.
– Возможно, тоже опухшее.
Сфотографировав ребенка, мы срезали[5] с него одежду, которую не сняли фельдшеры скорой, пытаясь его реанимировать. Мы сделали это максимально осторожно.
Родители часто просят вернуть одежду, в которой умерли их дети.
Затем я снял с него подгузник.
– Господи! – ахнул суперинтендант[6].
– Вы только гляньте! – сказал помощник коронера.
– Жесть! – пробормотал детектив.
За годы работы я показывал многие ужасные раны полицейским – нанесенные всевозможными видами оружия, по самым разным причинам, от слепой страсти до роковой ошибки, но их редко встречали подобными возгласами. Что же сегодня вызвало такую реакцию?
Опрелость.
С живота ребенка она распространилась на бедра, и бо́льшая часть кожи под подгузником была раздраженной, красной и кровоточила.
Фотограф молча сделал снимки. Полицейские между тем говорили без умолку.
– Нужно же просто кремом помазать, и все, – сказала инспектор. – Почему никто не удосужился этого сделать?
– Этому не может быть оправданий, – согласился помощник коронера.
– Нет, в самом деле, что может быть проще. Он же такой дешевый… и все сразу же проходит.