Семь шагов до любви - стр. 3
Я ведь понял, пусть и не сразу…
Я помню наше первое столкновение. До мельчайших подробностей. Врезалось в память – не отодрать. С самого начала почувствовал: что-то не то и не так. А своим ощущениям я привык доверять.
Там, в полутёмном подъезде, я принял её за мальчика. Мешковатые штаны. Кроссовки. Бесформенная куртка. Шапка низко на глаза надвинута. До того момента, пока она не коснулась меня грудью.
Маленькая, миниатюрная даже, а выпуклые округлости ощущались слишком отчётливо. Я ещё тогда почувствовал эрекцию – ни к месту, болезненно остро. Почти без причин. И тогда я сорвал с неё шапку.
Не знаю, чего ожидал. Только не водопада. Тяжёлые, гладкие волосы. Текучие, как вода. Струились сквозь пальцы, которым не хотелось расставаться с шелковой мягкостью, с упругой тяжестью.
Я всё сделал неправильно – вдохнул её запах. Лесные ягоды. Земляника. Зной и чистота. Как небо, где ни единой тучки.
Запах девочки, ещё не знающей толка в ухищрениях, чтобы понравиться мужчине. Всех этих кремов, масок, духов. Я ещё не понял, что она меня зацепила, но отпустить уже не смог. Инстинктивно.
И дело не в том, что она невольно напомнила мне Дану, которую мы оплакивали как погибшую. И не в том, что я захотел вернуть к жизни Тильду – женщину, что заменила мне мать. Это пришло позже. После того, как я усадил Нику в машину.
Я просто не хотел, чтобы она спала по подъездам и губила свою жизнь. Таким, как она, не место на улице.
Это потом я понял, что многое не стыкуется в её жалком лепете. И окончательно убедился, что Ника появилась рядом со мной не случайно, когда она, рассердившись, назвала меня по фамилии. Но ещё не до конца верил, что эта хрупкая девочка была там, на крыше, держала в руках оптическую винтовку, которую нашла моя охрана, и хотела меня убить.
Всё это складывалось по кусочкам, по мелким деталям. И абсолютно меня не трогало. Не задевало глубоко.
Гораздо сильнее бесило, что она не называет меня по имени. Что ей почти сразу удалось расшевелить Тильду. Что я испытывал страх, когда она заболела. Чудилось: может умереть, хоть от простуды умирают не так часто.
О ней хотелось заботиться. Её хотелось разгадать.
Я возбуждался. Злился, пытался себя обуздать. Мечтал её покорить. Не силой, нет. Это самый короткий путь в никуда. Я мечтал, что однажды она сама сделает шаг. Видел это в своих снах. Испытывал себя на прочность наяву.
Уходил надолго, чтобы её не видеть. Боролся со своей тягой и ничего не мог поделать – возвращался. Снова и снова. Чтобы видеть её, слышать, дышать, говорить. Наблюдать.
Ни одной зацепки, словно она попала к нам из другого мира. Да так оно, по сути, и было. Случайно прибитая к моему берегу щепка. Оторванный от неизвестного дерева листок. Шарада с неизвестными письменами. Я не мог её ни прочитать, ни понять, отчего злился ещё больше.
Не знаю, когда это случилось. Может, я видел это всегда, но не понимал. Но в какой-то из дней она повернулась, чтобы посмотреть на меня, и я увидел её глаза.
Это как молния, что бьёт в сухое дерево, погибшее сто лет назад. Дереву не должно быть больно – оно уже ничего не чувствует. Может только вспыхнуть жарко и сгореть дотла.
Мне было больно. Очень. И я вдруг понял: ещё живой, оказывается.
У неё глаза моего прошлого. Откуда? В ней? Что за тайна спряталась в её зрачках? В случайности и совпадения я не верил.