Семь сестер. Потерянная сестра - стр. 74
– Финн, мой жених, работает учителем в школе Клогаха и считает, что стоит попробовать. А я? Я твердо сказала ему, что не поднимусь на борт после того, что случилось с теми беднягами на «Титанике», а потом на «Лузитании».
– Я, безусловно, понимаю вас, Нуала, но вы должны помнить о том, что добрая старая «Лузитания» была торпедирована немцами. Клянусь, это было отличное судно, которое могло бы еще много лет безопасно переправлять людей через Атлантику.
– Когда отец узнал о крушении, он сел на лошадь и проскакал до побережья в Кинсейле, надеясь помочь кому-нибудь. Я никогда не забуду, как он вернулся и рассказывал о телах, плававших в воде. – Нуала передернула плечами. – Хотя он не меньше меня боится открытого моря, он сел в лодку и помогал доставлять тела на берег.
– В то время я воевал во Франции, но мой отец тоже был в Кинсейле и рассказывал то же самое. Что ж, если потопление этого судна к чему-то и привело, то оно, безусловно, втянуло американцев в войну. Ага, вот и наш чай. Давайте больше не будем говорить о темных временах, ладно? Морин, оставьте поднос на столе перед Нуалой; она сама нальет чай.
Горничная снова сделала книксен и кивнула, метнув очередной мрачный взгляд в сторону Нуалы, а потом вышла из комнаты.
– Она все время недовольна, – вздохнула Нуала. – Мне она сказала, что предпочитает приносить чай ровно в четыре часа.
– Боже мой, не беспокойтесь насчет нее. Это всего лишь горничная. Теперь давайте попьем чаю, насытимся сэндвичами и приступим к игре.
К облегчению Нуалы, в половине восьмого Филипп объявил, что он устал и готов ложиться в постель. Она помогла ему искупаться, облачила в ночную рубашку, уложила в кровать, дала вечерние таблетки и смогла покинуть особняк в половине девятого.
– Это шахматы утомили меня, – с улыбкой сказал Филипп, когда Нуала собралась уходить. – Я слишком долго не разрабатывал мышцу, которая сидит у меня в голове. Мне пришлось попотеть, чтобы выиграть последнюю партию, моя юная леди. Вы учитесь на лету, и я не удивлюсь, если в скором времени вы одолеете меня.
По привычке останавливаться возле старого дуба – как будто ей требовалось несколько минут, чтобы превратиться из Нуалы – сиделки в Большом Доме в Нуалу Мэрфи, дочь пламенных республиканцев и участницу Куманн на-Маэн, – она села, прислонившись спиной к стволу, и обхватила руками колени.
Разумеется, она никому, никому не скажет, что на самом деле получила удовольствие от двух последних дней, проведенных в обществе Филиппа. Во время обеда он заявил, что не голоден; кроме того, при необходимости он всегда мог заказать новые сэндвичи, поэтому она ела, сколько хотела. Сегодня подали нечто, названное Филиппом тушенкой, и Нуала решила, что это одна из вкуснейших вещей, которые ей приходилось пробовать. Еще были свежевыпеченные булочки, которые они ели вместе со сливками и джемом после окончания второй шахматной партии. Потом они сыграли еще две партии. Филипп по-прежнему без труда побеждал ее, несмотря на комплименты, но Нуала поняла, что при благоразумном расчете ей удается затягивать игру. Жесткая сосредоточенность означала, что все остальные мысли – главным образом о плохом – улетучивались из головы, и сегодня она чувствовала себя спокойнее и расслаб леннее, чем когда-либо после кровавого Пасхального восстания, которое произошло четыре года назад и стало водоразделом для нее. Это было началом согласованных усилий ирландской нации по освобождению от британского владычества, и Нуала поняла, что ее жизнь уже никогда не будет прежней.