Семь клинков во мраке - стр. 34
– Попади выстрел в тебя, ты умерла бы, – прорычала она голосом, совершенно не привыкшим к таким звукам.
– Как и большинство выстрелов, ага. Но это был всего лишь болт. Магия палантина выдержала и…
– Я дала тебе блядский палантин не для того, чтобы ты его гребаным доспехом считала, срань ты эдакая! – Лиетт выставила руку. – Дай сюда.
Я вскинула брови. У меня есть только два способа заставить Лиетт ругаться, и один – скверно обращаться с ее трудами. Как бы то ни было, я стянула палантин и отдала ей.
Лиетт расправила его, окинула взглядом не просто придирчивым, а одержимым. Затем перевернула, проверяя каждую ниточку.
– Идеален, – пробормотала она. – Все на своих местах, нет дыр, нет разрывов. Такой отметины не должно быть.
– Ну, он спас меня от смерти. Уже кое-что.
– Он должен спасать тебя от вреда, тупица. – Сердитое выражение лица Лиетт превратилось в гримасу боли, как только перед ней предстал мой кровоподтек во всей красе. – Твою ж мать, выглядит плохо.
– Нормально.
– Кто здесь гребаный доктор?
Я моргнула.
– Никто?
– Ну, будь я малость тупее, считалась бы им, так что стой, мать твою, и не двигайся.
Я действительно иногда забывала, что она леди. Правда, справедливости ради, она редко об этом напоминала. Однако она – Вольнотворец, а значит, любой обнаруженный изъян в ее творении – оскорбление куда страшнее, чем можно выразить человеческим языком. Как я забыла это, ума не приложу. Но Лиетт быстро напомнила, опустившись на колени и дотронувшись до моей кожи руками.
Я чуть не содрогнулась. Меня дырявили пулями, резали, душили, однажды даже избили рыбиной. Я ни за что не дам повод трепаться, что Сэл Какофония задрожала, когда ее коснулась девушка.
– Только посмотри на эту жесть, – пробормотала Лиетт, осторожно пробегая ладонями по синяку. Через мгновение, впрочем, желание дрожать исчезло. Тело помнило ее руки, помнило, как скользили ее нежные пальцы. И впервые за долгое время я ощутила, как мышцы расслабились, как напряжение соскользнуло с меня, словно тяжелый груз.
Я ощутила себя в безопасности.
– Как ты ухитряешься, Сэл? – Голос Лиетт стал мягче, ладонь спустилась ниже, нашла шрам на бедре – от плохо зажившей глубокой раны, – бережно его обвела. – Как, мать твою…
Она глянула на меня снизу вверх. А я на нее – сверху вниз.
И увидела не гнев, не злость, не те чувства, которые она изображала только что. Я увидела девушку с застенчивой улыбкой, которую она больше никому никогда не показывала, и огромные глаза, в которые никто не осмеливался смотреть.
И она глядела на меня.
И улыбалась нежнее всех.
– Как человек твоего ума ухитряется так пострадать?
У меня не было ответа. Не было никаких слов. Уверена, где-то они прятались, в месте, откуда я собиралась их вытащить при встрече с ней, но я просто… не могла их вспомнить. Я не могла вспомнить толком вообще ничего, кроме того, как скользнуть ладонями навстречу рукам Лиетт.
Я обхватила ее пальцы своими, мягко потянула, заставив подняться. Наши взгляды встретились, и она провела рукой вдоль моего бока, нашла испещрявшие его шрамы. Они не болели – когда она их касалась. Даже когда второй ладонью она дотронулась до моей щеки, очертила неровную линию, пересекающую глаз и…
Если тебе повезет, ты встретишь множество людей, которых будет приятно касаться. Если тебе очень повезет, встретишь нескольких людей, чьи касания будут приятны тебе. И если тебе по-настоящему повезет, встретишь одного, того самого, от чьего прикосновения ты будто выпрямишься и вдохнешь свободнее, словно до этого ты всю жизнь горбился и даже не замечал этого.